Дмитрий Агалаков - Ведьмы Холодного острова

Ситуация была хуже не придумаешь. Юля едва успела сунуть руку с газовым пистолетом обратно в сумку и так и держала его, сжав что есть силы. Но и хозяин что-то прятал за спиной, как будто бы палку.

— Вы чего дочку пугаете? — спросил Матвей. — Не видите, она больная?

Белка вся вспыхнула:

— Пугает она! Пугает, папка! Пистолетом! Он у нее черный! По вещам моим лазит! Стращает! Говорит: Варвара-то жива! Варвара наша, бедолага!

Ты не бойся, Белка, — проговорил Матвей. — А зачем она приходила? Зачем ты ей открыла, дочка?

— Она за слоником приходила, папка!

Вот когда у Юли все внутри оцепенело.

— За каким слоником? — спросил сторож из дома культуры.

— Которого я у Варвары с полки взяла. Маленький такой слоник, хорошенький! Блестящий. Фарфоровый. — Она даже наклонила голову для убедительности.

— Ты у Варвары слоника взяла? — спросил отец.

— Да, взяла.

— Когда?

— А тогда, — многозначительно объяснила дочка. — Тебе говорить не хотела: боялась — заругаешь меня.

— Это правильно, что боялась. Я б высек тебя, до крови…

— То-то и оно, папка! Да уж больно красивый он, слоник-то! Мааааленький, блестящий!

Юля точно через туман слушала этот жутковатый диалог двух не совсем нормальных людей.

— Понимаю тебя, дочка. А что она тебе обещала? Эта, — он кивнул на Юлю.

Та прижалась спиной к столу и держалась за сумку, как за спасательный круг.

— Она сказала, что она режиссер и что фильм про меня снимать будут.

— Фильм? Про тебя? — усмехнулся Рытвин.

— Я этого не говорила, — отрицательно покачала головой Юля. — Я сказала, что мы тебя будем снимать в этом фильме. Нам нужна деревенская девочка.

— А говорила, целоваться надо будет много.

— С кем? — спросил отец.

— А с кем скажут, — вполне разумно ответила Белка. — С кем заставят, — вдруг добавила она. — Я тут перед ней платья примеряла, волосы распустила, папка, а ты мне не велел. Это она заставила — и мамки, подлюки, платья надеть, и волосы распустить, чтоб как у девки были. И фоткала меня — и так фоткала, и сяк. — Белка встретила взгляд Юли, и ядовитая улыбка пролетела по ее губам: — И раздеться меня просила, голой, говорит, буду тебя снимать…

— Врешь! — вырвалось у Юли.

— Не вру! — выпалила хозяйка.

— А я тебя знаю, — кивнул Матвей Рытвин. — Ты же балерина из клуба, верно? — Он рассмеялся отрывистым лающим смехом. — Красавица-балерина вдруг приехала в Раздорное, чтобы детей па-де-де учить. Другого места не нашла. А теперь ты еще и кинорежиссер.

— И что с того? — смело спросила Юля.

— Так она меня обманула, папка?

— Еще как обманула, Белка. Она небось всех тут дурит. И Глашу, раззяву, и Борьку-дурака…

— И никакая она не режиссерша?

— Она такая же режиссерша, как я глава администрации сельского поселения Раздорное.

— Стало быть, зря я перед ней вертелась-то, а?

— Зря, Белка, зря, — усмехнулся Матвей, — а может, и не зря, — задумался он. — Время протянула, меня дождалась. А это хорошо.

— Она еще про Варвару спрашивала, — зло добавила Белка.

Глаза Рытвина зло сверкнули:

— А вот в это я верю. Она сюда за тем и явилась, чтобы дознаться, кто тут у нас чем занят в Раздорном. — Матвей выждал паузу и сказал то, отчего у Юли больно сжалось сердце. — Она же обо всем догадалась, Белка…

— Думаешь, папка?

— Не думаю — знаю, — произнес Матвей. — Хитрая лиса!

— О чем я догадалась? — пробормотала Юля, но в этот раз вышло у нее фальшиво.

Не сумела она сыграть. Страшно было.

— О том, — с улыбкой сказал ей Рытвин. — Балаболка. Ничего, дочка, мы Варвару успокоили и ее, родимую, успокоим, — кивнул он на гостью.

— Как свинку, а, папка? — обрадовалась Белка собственной выдумке. — Я ее по башке двину, а ты доделаешь, да? Ручку ей отведем, сердечко послушаем, ребрышки посчитаем, а потом — хрысть!

Как же страшно прозвучало последнее слово!

— Может, и так, — осклабился он. — А может, и по-другому.

«Они не шутят! — стучало у Юли в висках. — Сейчас все и сделают. Сейчас…»

— Красивая свинка, — пробормотал Рытвин.

Юля вырвала руку с пистолетом из сумки и выбросила ее вперед, но с такой же быстротой вперед выбросил руку Матвей Рытвин и перехватил второй рукой двуствольный обрез.

— Тихо, тихо, тихо! — страшно пропел он. — Я тебе голову сейчас снесу, принцесса. Ничего от твой башки не останется.

Юля даже не похолодела — ее парализовало. Это были не ведьмы Холодного острова, ворожеи, это были беспощадные убийцы, кровожадные маньяки. Оба — отец и дочь. И никто, никто, кроме нее, об этом не догадывался…

— Тело будет, а головы — нет, как у курицы за пару часов до обеда, — лающим смехом рассмеялся Матвей. — Побегаешь-побегаешь и хлоп на пол. — Он говорил артистично, потому что уже знал: отступать некуда, все решится здесь и сейчас, и ему нравилась эта игра. В нее он играл с разными людьми уже долгие годы! — Хошь — вари, хошь на рынок неси.

— Я ведь тоже выстрелю, — едва слышно проговорила Юля.

— Может быть, — кивнул Рытвин. — Но сдается мне, что у тебя газовая хлопушка, красавица. А у меня дробь в двух стволах. Фарш из тебя будет. Котлета. Отбивная с кровью.

— Папка, только ты ее в моей спальне не кончай, — кивнула Белка на гостью, — тут ее кровищу-то потом не отмоешь…

— А мы ее в сарайчик отведем, как Варвару.

— И «хрысть», ага?!

От повторного сочного «хрысть» у Юли болью полоснуло желудок. Только бы не потерять сознание, думала она. Тогда конец!

— Верно, Белка. Тебе, красавица, все равно помирать. Вот и подумай, как оно будет лучше. — Матвей Рытвин говорил спокойно и оттого еще более страшно. — Как тебе умирать будет покойнее. Все равно придется, никуда ты не денешься. Или я тебя заколю, чик, и все, или с кишками наружу ползать будешь и просить, чтобы я тебя прикончил. Ты положи пистолет, положи… Мамка с папкой есть у тебя?

— Есть, — тихо проговорила Юля.

— Извиняй, не увидят они тебя больше. Мы тебя на кусочки разрежем и разбросаем по помойкам. Зато умрешь тихо. Думай, красавица.

Юля боялась нажать на спуск, боялась, что против газовой струи ее пистолета вырвется свинец и снесет ей полголовы, вот прямо сейчас и снесет. Так не хотелось погибать! И потом, ловок он был, этот Матвей Рытвин, столько лет уходил от возмездия и даже не скрывался — ездил на велосипеде и у всех под носом ловил себе карасей да окуней! А между делом резал людей. Она боялась нажать на спуск и надеялась на чудо. И он не выстрелит первым, знала Юля, потому что в такое время залп услышит вся улица, спальня окажется в крови, дробь будет повсюду, и ему уже не отвертеться. Он надеется только на то, что приблизится и заколет ее. Как свинку! Тихо все сделает! Но и ножа под рукой у него не было.

— Ничего у вас не выйдет, — собрав силу и волю в кулак, вымолвила Юля. — Я — следователь ФСБ. И полиция знает, где я. У меня корочки в сумке лежат. О вас уже все знают! Ваши карты биты, живодеры.