Дмитрий Агалаков - Ведьмы Холодного острова

— И потому ты за слоником пришла, верно? — усмехнулся Рытвин. — За маа-ааленьким слоником. Хе-хе, — мелко усмехнулся он. — За уликой. И для этого ты спектакль нам тут играла, дочурку мою болезную заставила в платья поганые наряжаться, в которых ее мать, стерва, ходила. Да, следователь? А мне так сдается, что ты никто. Сама по себе. Что ты просто кукла, которую мы сейчас распотрошим. А жалко, — покачал он головой, — красивая ты кукла, тобой бы полакомиться, да куда деваться. Придется испортить!

— Ой, придется! — засмеялась Белка и добавила: — Порочная ты! Грязная! В земле тебе самое место!

— Марианна Колосова тоже была грязная? — усмехнулась Юля. — А, Рытвин?

— Марианка с Борькой якшалась, — как ни в чем не бывало ответил он.

— И твоя сестра Рая попросила убить ее, верно? Точно знала, к кому обратиться. А тебе ведь это нравилось! — Рытвин изменился в лице. Издевательская улыбка слетела с его ощеренного рта. Приободренная этим, Юля продолжила: — Это она, Раиса, попросила вырезать ее сердце — или ты сам так решил? Чтобы все на ведьм Холодного острова подумали? А, как оно было?

— А не твоего ума дело, как оно было, — хрипло ответил он.

— А Жанна Садовникова из лагеря археологов?

— И та девка, студентка, еще той шалавой была!

— А с сердцем ее что ты сделал?

— Собакам отдал, — усмехнулся Матвей. — А ты думала, съел я его, да?

— Ну, а женщина в Ульяновске? Десять лет назад, которой ты тоже вырезал сердце? Тоже была шалавой? Или просто понравилось женское сердце держать в своей поганой руке? Ты ведь после этого, урод, вернулся в родное село и залег на дно, а? Десять лет назад. Ну, что скажешь?

Юля возликовала — она угадала! Попала в точку! Казалось, Матвей Рытвин не верил своим ушам. Историю в Ульяновске обычная гостья, если только она не была следователем, никак не могла узнать! Юля решила добить его:

— А может, ты возненавидел женщин с тех самых пор, когда тебя стали одевать как девочку? А? мать твоя, Болтуша? Которой дочку обещали, принцессу, а она аборт сделала и тебя потом родила, урода. Мы всю твою биографию знаем! — уничтожающе бросила гостья. — А над тобой потом сверстники потешались, били, да? А может, и похуже что было?

И вновь она угадала. Что-то страшное из его жизни, что не забывается никогда. Что болит, мучает, не дает жить. Информация почти парализовала Матвея Рытвина. Он непроизвольно отступил на шаг. Мир переворачивался кверху дном. Его жизнь — преступника и маньяка, которую он скрывал, как ему казалось, так удачно, — оказалась как на ладони. Перед всеми! Ведь кого-то эта девчонка да представляла здесь, у него дома, с таким багажом информации?

— Папка, чего она щас сказала-то, а? — Белка тоже хлопала глазами и ничего не понимала. — Ты как девочка одевался? Зачем, папка?

— Твоя фотография — хит сезона, — дерзко усмехнулась Юля. — В белой ночнушке, в светлом парике ты был хорош, Рытвин. Рядом с Раей. То ли мальчик, то ли девочка. Пугало, одним словом. Мы всем управлением над тобой смеялись!

Лютая ненависть к гостье и желание расправиться с ней и опасение, что он чего-то не понимает, боролись в Матвее Рытвине.

— Ну, а как насчет самой первой жертвы, а, Рытвин? — Она старалась быть предельно невозмутимой.

— Какой такой самой первой?

— Двадцать пять лет назад? На танцы она пошла, в клуб, а ты ее подкараулил. Как насчет девушки в красном платье? Чем она провинилась?

Матвей Рытвин нахмурился. Последним вопросом она не смутила — поразила его. Выбила из колеи. Он словно не понимал, о чем идет речь. А потом, подумав, вымолвил:

— Танцевать со мной не захотела, вот чем, — его глаза остекленели — он вспоминал тот страшный день, когда первый раз обернулся зверем. — Я ее к рыбам в ту ночь и отправил…

Держа его на мушке, Юля медленно двинулась к дверям.

— Куда пошла? Стой, — процедил он.

Юля не послушала его. Но шагала как в замедленно кино. Шажок — и пауза, еще шажок…

— И еще я одну фотографию видела, — твердо сказала она. — Старую! Где ты рабочим стоишь на кургане, с археологами. Молодой совсем — едва узнала. В руках у тебя лопата. Уж не потому ли ты туда ходил, на этот курган, и работать туда нанялся, что идол там стоит — каменный кровопийца?

— Это хозяин мой, — вдруг очень просто ответил Рытвин.

— Так стало быть, это он тебя посылал за человечиной?

— Он говорит со мной, всегда говорил, с детства звал меня! — зло ответил Матвей. — Я избранник его! И был таким еще до того, как его раскопали! Ходил, говорил с ним! Чуял я его! Нутром чуял! Я ему дары приносил! Бабенок этих нечестивых! Грязных! А он благодарил меня! И с дочкой моей он говорит! Слышит она его! Тебе этого не понять…

— Его взорвут завтра, твоего хозяина, — смело солгала Юля. — Так в администрации города решили. Под корешок снесут!

— Чего?! Как взорвут?! Стой, сказал!

Но стрелять он боялся. Девушка его напугала, окончательно сбила с толку. Снесут его идола?! Этого он понять никак не мог! И все же каждый ее шаг был шагом над пропастью! Два обрезанных ствола тянулись за ней, как два жала. Выстрел мог прогреметь в любое мгновение, но Рытвин не нажимал на курок!

— Да куда же ты, глупая? Дверь заперта, тебе ее не открыть, — сказал он. — И где твои помощники, «вражья душа», если ты та, за кого себя выдаешь? Где твои спасатели? Нет же никого. Может, ты просто хитрая чертовка, и все? Иди в кладовку, девочка, иди — будешь еще один подарок хозяину моему…

— Хорошо, иду, — очень просто сказала Юля и подступила к порогу. — Уже иду.

Юля как раз перешагнула порог. Едва не споткнулась!

— Ты чагой это, папка? — вскрикнула Белка. — Уходит ведь змея!..

Матвей Рытвин очнулся. Юля опрометью бросилась в светлую гостиную, где были разбросаны вещи для примерки, огляделась и метнулась к телевизору в углу.

— Теперь точно убью! — услышала она брошенное в спину.

Рытвин больше не собирался играть с ней в прятки. Он влетел в гостиную — два ствола охотничьей винтовки искали ее. Но все, что было Юле от него нужно, это чтобы Рытвин оказаться в середине освещенной гостиной.

Нажать на спуск он не успел…

Прогремел отдаленный выстрел — хрустнуло стекло в гостиной Рытвиных. Матвея словно ударило, в области сердца вспыхнуло ярко-красное пятно, он вобрал в себя воздух и схватился одной рукой за грудь. Уставившись на Юлю, сделал шаг назад, еще один и нажал на курок. Но два ствола уже смотрели вверх.

Парный выстрел оглушил Юлю. Разом погас свет — люстра из дешевого стекла разлетелась вдребезги. Юля едва успела разглядеть, как Матвей Рытвин, выдавив из себя яростное: «Тварь!» — захрипел и тенью повалился на пол.

— Папка? — не сразу заглянула в гостиную Белка. — Ты где? Ты чаго это? — она пригляделась к лежащему на полу Рытвину, приблизилась к нему. — Папка? — Белка потрясла его рукой. — Помер, что ли? А сучка эта где? — Она заглянула в дальний угол и, хоть и было темно, встретилась взглядом с Юлей. Белка поняла далеко не все, но кое-что до нее дошло. Что отца ее подстрелили, а «вражья душа» жива. — Вона ты чо сделала-то!