Кен Фоллетт - Избранные произведения. IV том

— Я хотела спросить тебя: он видел Кита?

— Да. Он посетил тюрьму за день до того, как мы сюда прилетели.

— Ну и как там мой брат?

— Как и следовало ожидать, ему не по себе, скучно, досадно, но его не били и не насиловали, и он не пользуется героином.

Тони нашла бусы и надела их на шею Ольге.

— Они лучше выглядят на тебе, чем на мне: черное — не мой цвет. А почему ты не спросишь отца напрямую про Кита?

— Он до того счастлив, что мне не хочется портить ему настроение. Ты ведь не возражаешь, верно?

— Ни в коей мере. — Наоборот, Тони была польщена. Ольга обращалась к ней, как дочь обратилась бы к матери, чтобы проверить настроение отца, не мучая его расспросами, каких мужчины не любят. Тони сказала: — А ты знаешь, что Элтон и Хэмиш в той же тюрьме?

— Нет… какой ужас!

— Да ничуть. Кит учит Элтона читать.

— Элтон не умеет читать?

— Читает с большим трудом. Знает несколько слов, какие встречаются на дороге: автострада, Лондон, центр города, аэропорт. А Кит учит его читать: «Кошка сидела на коврике».

— Господи, как все выходит странно. А ты слышала про Дейзи?

— Нет.

— Она убила другую узницу женской тюрьмы, и ее судили за убийство. Одна моя молодая коллега защищала ее, но Дейзи все-таки приговорили. В дополнение к уже полученному сроку ей дали пожизненное заключение. Она пробудет в тюрьме до семидесяти лет. Жаль, что у нас нет смертной казни.

Тони была понятна ненависть Ольги. Хьюго так и не оправился полностью после того, как Дейзи избила его резиновой дубинкой. Один глаз его не видел. Хуже всего, что к нему так и не вернулось былое жизнелюбие. Он поуспокоился, стал уже не таким ходоком, но и не таким смешным, и кривая усмешечка редко появлялась на его губах.

— Жаль, что ее отец все еще на свободе, — произнесла Тони.

Гарри Мака судили как сообщника, но показаний Кита оказалось недостаточно для обвинения, и присяжные не сочли его виновным. И он вернулся к своей преступной жизни.

Ольга сказала:

— Есть новости и о нем. У него рак. Начался в легких и распространился по всему телу. Ему осталось жить три месяца.

— Ну и ну, — покачала головой Тони. — Оказывается, справедливость все же существует.

Миранда выложила одежду Неда для вечера — черные льняные брюки и клетчатую рубашку. Он не ожидал от нее такого, но если бы она этого не сделала, то по рассеянности он мог пойти на ужин в шортах и майке. Он не был беспомощным — был просто небрежен. И она с этим мирилась.

Миранда мирилась со многим. Она поняла, что Нед никогда не вступит в ссору, даже чтобы защитить ее, зато знала, что в действительно кризисной ситуации будет тверд как скала. То, как он защищал Тома, принимая на себя удары Дейзи, доказывало это.

Сама она уже оделась — на ней были розовый хлопковый пиджак и плиссированная юбка. Нед сказал, что она ему нравится.

Миранда зашла в ванную. Нед сидел в ванне и читал биографию Мольера по-французски. Она отобрала у него книгу.

— Это сделал дворецкий.

— Вот теперь ты испортила мне все удовольствие. — И он поднялся из ванны.

Она протянула ему полотенце.

— Пойду посмотрю, что там делают дети.

Прежде чем выйти из номера, она взяла маленький пакетик с ночного столика и сунула его в свою вечернюю сумочку.

В этом отеле номера представляли собой отдельные домики вдоль пляжа. Теплый бриз ласкал голые руки Миранды, когда она шла к домику, который ее сын Том делил с Крейгом.

Крейг смазывал лосьоном волосы, а Том завязывал шнурки на ботинках.

— Мальчики, вы в порядке? — спросила Миранда.

Этот вопрос был явно лишним. Оба загорели и были счастливы после дня, проведенного на виндсерфинге и водных лыжах.

В общем, Том был уже не мальчиком. За последние полгода он вырос на два дюйма и перестал рассказывать все матери. Это ее огорчало. Двенадцать лет она была всем для него. Он будет зависеть от нее еще два-три года, но отход уже начался.

Она оставила мальчиков и направилась в следующий домик. Софи делила его с Каролиной, но Каролина уже ушла, и Софи была одна. Она стояла у шкафа в одном белье и выбирала платье. Миранда заметила с неодобрением, что на ней сексуальный черный полубюстгальтер и соответствующие трусики.

— Твоя мама видела это одеяние? — спросила Миранда.

— Она позволяет мне носить то, что мне нравится, — буркнула Софи.

Миранда села на стул.

— Подойди ко мне, я хочу поговорить с тобой.

Софи нехотя села на кровать. Скрестила ноги и уставилась куда-то вдаль.

— Я предпочитала бы, чтобы тебе сказала это твоя мама, но раз ее здесь нет, придется мне это сделать.

— Сказала — что?

— По-моему, ты еще слишком молода для секса. Тебе пятнадцать лет. Крейгу всего шестнадцать.

— Ему почти семнадцать.

— Тем не менее то, чем вы занимаетесь, незаконно.

— Только не в этой стране.

Миранда забыла, что они были не в Соединенном Королевстве.

— В любом случае ты слишком молода.

Софи изобразила отвращение и закатила глаза:

— О Господи.

— Я знала, что тебе это не понравится, но должна была это сказать, — не отступалась Миранда.

— Ну так теперь вы сказали, — грубо заявила Софи.

— Однако я знаю также, что не могу заставить тебя поступать так, как я сказала.

Софи удивилась. Она не ожидала уступок.

Миранда вынула из вечерней сумочки пакетик.

— Так что если ты решишь не послушаться меня, я хочу, чтобы ты пользовалась этими презервативами. — И она вручила их ей.

Софи без звука взяла. На лице ее было несказанное удивление.

Миранда встала.

— Я не хочу, чтобы ты забеременела в то время, когда мне поручено наблюдать за тобой. — И направилась к двери.

Выходя, она услышала, как Софи сказала:

— Спасибо.

Дедушка зарезервировал в ресторане отеля отдельную комнату для десяти членов своей семьи. Официант ходил вокруг стола, разливая шампанское. Софи опаздывала. Они некоторое время подождали ее, затем дедушка встал, и все умолкли.

— На ужин — бифштекс, — сказал он. — Я заказывал индейку, но она, похоже, исчезла.

Все рассмеялись.

— У нас не было настоящего Рождества в прошлом году, — сказал он более мрачно, — вот я и решил, что это Рождество должно быть особым.

Миранда сказала:

— И спасибо за то, что привез нас сюда, папа.

— Последние двенадцать месяцев были самым худшим годом в моей жизни и одновременно самым лучшим, — продолжал он. — Ни один из нас полностью не придет в себя после того, что произошло в Стипфолле год назад.

Крейг взглянул на своего отца. Вот он, безусловно, никогда не придет в себя. Один глаз его был всегда полузакрыт, и выражение лица было отсутствующее. Он часто, казалось, отсутствовал.

А дедушка продолжал:

— Если бы не Тони, одному Богу известно, как все могло бы кончиться.