Александр Барр - Одна в пустой комнате [litres]

– Тебе показывают с экранов то, что им выгодно. А ты веришь… Смотришь, слушаешь, запоминаешь, веришь и потом начинаешь повторять за ними.

Жертва мычит, кляп мешает говорить. Он видит, что берет с подставки рука мучителя, и через ноздри вместе с соплями вырываются звуки «нет», «не надо», «пожалуйста».

– Не спорь. Тебе промыли мозги. Я знаю. Со мной так же было. Но потом истина открылась.

– «Нет». «Пожалуйста». – Мужчина морщится, его глаза блестят, ноздри раздуваются.

– Вот ты болтун. Хочешь поговорить?

Жертва кивает. Он сопит, его лоб покрывается потом, и он кивает. Ноздри пузырятся и кричат «Да».

– Ладно. Только не мычи… Расскажи, как ты по ночам нападал на беззащитных людей и обворовывал их. Не мычи! Расскажи, как издевался над слабыми.

Рука откладывает молоток и в одно движение, острым лезвием разрезает тряпку, закрывающую рот. Разрезает вместе со щекой.

Кровь вперемешку с блевотиной сочится из раны. Вместе с жидкостью изо рта мужчины вытекает крик.

– Замолчи! Молчать!

Молоток снова в руке, и жертва умолкает.

Губы плотно стиснуты.

Щека раскрывается от каждого вздоха, словно ракушка, словно жабры выброшенной на берег рыбы, но мужчина не кричит.

– Так, что для тебя значит аббревиатура СМИ? Что, по-твоему, подразумевается под фразой «воздействие СМИ на человека»?

– Отпусти меня. Пожалуйста. – Его голос дрожит. Он старается говорить тихо, старается сохранять спокойствие.

– Эй! Ты собрался общаться или ныть? Мне завязать?

В руке появляется тряпка.

– Нет-нет. Пожалуйста… СМИ – мерзость. Они нас дурят, ты права. Ты во всем права. Не надо, прошу. Умоляю…

– Фу. Ты скучный. С тобой не о чем разговаривать. – Она отворачивается и что-то берет с полки. – Ты, наверное, разговорчивый только ночью и только в компании со своим другом…

– Нет-нет, пожалуйста!

– Выбирай. – Рита расстегивает жертве брюки. – Язык или член?

– Сука! Не надо! Больная тварь! Отпусти! – Он истерически кричит, бьется, извивается на столе.

Но лицо Риты абсолютно спокойно.

Она показывает щипцы и просит открыть рот.

Наклоняется над столом, показывает, чего хочет от жертвы. Как детский врач, широко открывает над ним рот и говорит: «Скажи «А».

– Убери от меня руки! Тварь! Отпусти!

Она говорит ладно и без колебаний сжимает кусачками член жертвы. Она говорит, чтоб не винил ее, говорит, это его личный выбор, говорит, что и сама не хотела бы так.

Рука давит на рукоять, кровь стекает по ноге мужчины, колени трясутся, и он громко кричит «А» и высовывает язык.

– Ну вот. Молодец. – Рита улыбается. – Так бы сразу.

Не спеша она оттягивает пальцами кончик языка и подносит щипцы так, чтобы жертва могла хорошенько их рассмотреть.

– Не бойся. Я чуть-чуть. Совсем немножечко.

Она уносит часть языка и складывает в пакет. Мужчина корчится от боли. Сплевывает кровью и мычит.

– Вот видишь? Мне совсем не нужен весь твой грязный язычок. Частички достаточно, чтобы ты перестал молоть чушь.

Мужчина плачет. Слюни стекают по подбородку. Ногти впиваются в неровную деревянную столешницу.

– Вот смотри. – Она продолжает как ни в чем не бывало. – Нам внушают абсолютно все. Абсолютно. Но вот что интересно. А как же инстинкты? Инстинкты-то врожденные. А что, если они тоже не что иное, как навязанная ложь?

Рита возвращается к пленнику.

– Не думал на эту тему?

Мужчина не отвечает. Он лишь сипит, хрипит, плачет и уворачивается.

– Не думал… Понятное дело. Ты, наверное, редко думаешь? Наверное, каким-то спортом увлекаешься. Так? – Рита вытирает руку от крови об волосы пленника. – Развяжи тебя, эх как бы прытко побежал. А? Усэйн Болт недоделанный.

Она разочарованно вздыхает и отходит в сторону.

– Представь на секунду. Только представь. Что, если твой так называемый инстинкт самосохранения не что иное, как заблуждение? Вот что тогда? Нет. Не надо. Не отвечай.

Она обходит с другой стороны стола, гладит мужчину по ноге, по другой, по животу, по плечу. Мужчина не спускает с Риты глаз.

Она говорит, что уже знает, что тот ей ответит, что уже нет смысла спрашивать и ждать здравого ответа. Говорит, что знает, если сейчас она развяжет ему руки, он не побежит, нет-нет, он набросится и постарается ее убить. И это, она говорит, не что иное, как навязанная модель поведения.

– Ими навязанная модель. Теперь-то ты понимаешь? Для собственной безопасности я не могу тебя развязать.

Мужчина мотает головой. Умоляет отпустить. Он мычит, старается хоть что-то сказать, но выходит лишь бульканье и стоны.

– Нет-нет. Даже не начинай. Я не верю. Я знаю, какой ты хитрый. Все вы хитрые. Но я хитрее.

Она берет ножницы. Прячет их за спиной.

– Не переживай. Самое страшное уже позади. – Она наигранно хлопает ресницами и вытирает подтеки крови с подбородка жертвы. – Скажи, а как тебя зовут? Нет-нет, не отвечай… Не надо. Пускай тебя зовут Слава. А? Вячеслав.

Рита улыбается. Она говорит, да, Слава хорошее имя, говорит, что как раз отлично ему подходит.

Она гладит живот Славы.

– Ты же не против, если буду тебя так называть? Нет, не против?

Мужчина кивает. Мол, называй как хочешь, только развяжи.

Он мычит «угу».

– Ой, как славно, Слава. Я тебя отпущу, Слава, обещаю. Славно поболтаем, и освобожу. Идет?

Раздается короткий металлический скрежет ножниц, крик мужчины заполняет комнату, а Ритин пакет с отходами пополняется кусочком члена жертвы.

– Ну все-все. Перестань. Тишь-тишь. – Она дует в ухо распятому. – Где, как ты думаешь, правда? В исторических документах? Нет. Я так не считаю. Испокон веков человек не знает ничего. Ни о себе, ни об окружающем его мире.

Она берет в руки газовую горелку.

– Ну хватит орать! Слава, хватит. Если не согласен насчет исторических документов, это твое право, я же не настаиваю. У каждого может быть свое мнение. Но не смей на меня орать! Молчать!

Рита достает из кармана зажигалку, проверяет искру. Она говорит и говорит. По своему обыкновению болтает без умолку.

Говорит, что общество делает из нас тех, кто мы есть. Говорит, что патриотизм – очередное надувательство. Говорит, где родился, те привычки и перенимаешь.

Зажигалка щелкает, и огонь вырывается из газовой горелки.

Она говорит, что человек, после промывки мозгов, так себя ведет, так себя ассоциирует, как ему скажут. А скажут ему так, как будет выгодно, и скажут те, кому это выгодно.

– Корней нет, – перебивает Рита сама себя. – Понимаешь, Слава?

Запах паленой кожи заслоняет запах строительного растворителя. Жертва корчится от боли и на его боку обугливается кожа.

Рита говорит, равенство и конкуренция тоже навязаны. Мужчина кричит, а Рита спокойным тоном продолжает рассуждать.