Александр Горский - Не наше дело

Мы подошли к углу площадки, где стоял наш груз. Все контейнеры на месте, пломбы целы. Надо было приступать к работе. За оставшееся до наступления сумерек время мы с Гартманом планировали перевезти все необходимые вещи на станцию, распаковать часть оборудования и приспособить один из контейнеров под лабораторию для экспериментов профессора. Когда мы освобождали один из контейнеров, я затылком почувствовал пристальный взгляд и максимально непринужденно обернулся. Она смотрела на меня и улыбалась. Я тоже улыбнулся ей и понял, что Фрея любовалась вовсе не мной. Заодно я понял, что именно подарю завтра дочери вождя.

— Все здесь собрались? — Готфрид мрачно смотрел на построившихся на площади стражников и членов совета, всех, кто имел право носить меч в мирное время.

— Да конунг, все здесь. — Торбьорн тоже был мрачен. — Чем быстрее мы найдем убийцу, тем лучше. Люди слишком много болтают.

— Люди тем и отличаются от животных, что болтают, такова воля Божья, — буркнул конунг. — Начинайте.

— Оружие к осмотру, обнажить мечи, — зычный голос начальника стражи был слышен не только на площади, — подходим по одному, кладем меч на стол.

Стражники с дружным лязгом обнажили оружие, однако многие члены совета не торопились, всем своим видом показывая, что Торбьорн им не указ.

— Достойно ли подозревать лучших мужей в подлом убийстве? — послышался недовольный голос.

Это был Ульрих Дикий, один из самых уважаемых членов совета, один из тех, с кем Готфрид никогда не мог найти общий язык с тех самых пор, как с совсем небольшим перевесом победил на выборах конунга. С тех пор прошло уже два десятка лет, но Ульрих так и не простил этого поражения ни себе, ни Готфриду.

— Все знают, Ульрих, что убийство совершено именно мечом. Никто из лучших мужей не сообщил о пропаже своего меча. Нет ничего зазорного в том, чтобы показать свое оружие. Чтобы это было понятно даже тебе, я сделаю это первым.

Готфрид выхватил свой меч и с удовлетворением заметил, как вышедший было из толпы Ульрих, отшатнулся.

— Приступай, Фрея, — скомандовал конунг дочери.

Фрея незамедлительно подошла к столу.

— Как мы узнаем, когда она обнаружит меч убийцы? — нашел в себе смелость задать вопрос Ульрих.

— Если жидкость из этого сосуда коснется меча, на котором была кровь убитого Алрика, она закипит прямо на клинке, — Фрея уверенно смотрела в глаза Ульриху, — так сказали люди, приплывшие с Большой земли.

— Да уж, наши предки сказали бы, что это колдовство, а теперь не знаешь, что и думать, — пробурчал Торбьорн.

— Нечего болтать, доставай свой меч и клади на стол, — отозвался Готфрид.

Начальник стражи горестно вздохнул, и на столе появился второй меч. Несколько капель коричневой жидкости упали на сталь и тут же скатились на деревянные доски.

— Мне скрывать нечего, — громогласно заявил Ульрих и подошел к столу. За ним в очередь выстроились и остальные.

Фрее помогали Свен и Олле, очередь двигалась быстро, и вот наконец последний из подошедших к столу стражников положил свой меч на стол. Собравшаяся вокруг толпа затаила дыхание. Все переводили взгляды со стола, на котором лежал меч, на растерянное лицо стражника и обратно. Фрея не торопилась. Она наклонилась над столом, поднесла пузырек с волшебной жидкостью к клинку и наклонила его. Капля упала на сталь. Толпа ахнула.

— Вы видите, вы видите это? — вскрикнул облегченно стражник. — Я ни в чем не виноват!

Он схватил свой меч со стола и смешался с толпой.

— Что же дальше, Готфрид? — язвительно полюбопытствовал Ульрих. — Нет ли у людей с Большой земли волшебного глаза, представ пред которым убийца сразу же выдаст себя?

Конунг еще не решил, что сказать в ответ, когда зазвучал негромкий приятный голос, заставивший всех замолчать:

— Многоуважаемый Ульрих, несомненно, знает, что дар всеведения свойственен лишь богам, а люди, приплывшие с Большой земли, всего лишь люди. Иногда людям так трудно узнать правду, особенно ту, которую кто-то усиленно пытается скрывать. И если конунг Готфрид и глава стражей Торбьорн пытаются приоткрыть завесу тайны, то честь им и хвала. А наш долг как достойных сынов своего народа оказывать им в этом всяческое содействие. — Вставший рядом с Готфридом первосвященник провел руками, нарисовав в воздухе большой круг.

Люди в толпе повторили его движение.

— Конунг благодарит всех за содействие и просит вернуться к своим обычным занятиям! — рявкнул толпе Торбьорн.

Люди начали расходиться с площади, и вскоре на ней почти никого не осталось.

— Приветствую тебя, Верховный хранитель. — Готфрид склонил голову, и первосвященник быстро начертил круг, едва не касаясь пальцами волос конунга.

— Рад видеть тебя в добром здравии, князь, — Готфриду показалось, что он услышал иронию в мягком голосе Верховного хранителя, — вижу, что заботы окружили тебя со всех сторон, как горы окружают нашу дарованную богами долину.

— Я думаю, Ладвик, ты прекрасно знаешь о моих заботах, — тон конунга стал не таким приторно-учтивым, — их все больше с каждым днем. К сожалению, не так быстро растет число тех, кто готов помогать мне в решении этих забот.

— Ты князь, ты можешь приказать любому, — с улыбкой отозвался Ладвик.

— Можно приказать служить, но нельзя приказать стать единомышленником, — проворчал Готфрид.

Ладвик помолчал, затем бросил недовольный взгляд на стоявшую неподалеку и, очевидно, слышавшую весь разговор Фрею.

— Я сам и все братья нашей церкви готовы в любой миг прийти тебе на помощь, князь. Тебе стоит молвить лишь слово. Однако, — он поднял руку, не давая себя перебить, — ты знаешь мое мнение об источнике наших бед.

— Я знаю, Хранитель, — Готфрид провел рукой по бороде, — я знаю твое мнение о том, что было, но я не знаю твоего мнения о том, как нам надо поступить. Как, Хранитель?

— Ты говоришь — нам? — переспросил Ладвик. — Ты — правитель этой земли, ты волен принять то решение, которое подсказывает тебе разум.

— Мой разум подсказывает мне, что Верховный хранитель, считающий причиной всех бед людей, прибывших на наш остров с Большой земли, хочет остаться в стороне от вопроса, что же нам с этими людьми делать? — раздраженно повысил голос конунг. — Хотя мне лично вообще непонятно, а можем ли мы сделать хоть что-то?

— Церковь не может вмешиваться в мирские дела, князь, — смиренно склонил голову священник.

— Она никогда из них и не вымешивалась, — буркнула себе под нос Фрея, однако Ладвик услышал.

Он укоризненно посмотрел на Готфрида, затем перевел взгляд своих необычайно пронзительных голубых глаз на Фрею. Что он собирался сказать, так и осталось неизвестно. Разговор был прерван оглушительным ревом мотора. На площадь, поднимая густые клубы желтой пыли въехал ярко-красный квадроцикл с двумя седоками. Сделав эффектный разворот, железная машина остановилась прямо перед конунгом.