Роберт Гэлбрейт - Дурная кровь

Он сдернул мандалу, обнажив поверхность оттоманки, наклонился, ухватился за край крышки и потянул. Крышка не шевельнулась. Он напрягал все свои силы, но ничего не добился. Из комнаты Самайна долетала перебранка на повышенных тонах. Дебора запрещала Самайну объедаться шоколадным печеньем.

– Как будто… как будто изнутри на замке, – сообщил, запыхавшись, Барклай.

Он расстегнул сумку и после недолгих поисков достал монтировку, конец которой вставил в щель между сиденьем и корпусом.

– Давай… же… ты… сука! – резко выдохнул он, когда монтировка выскочила из щели и едва не отскочила ему в лицо. – Что-то изнутри держит.

Робин опять взглянула на дверь спальни Самайна. Она оставалась закрытой. Мать с сыном все еще препирались насчет печенья. Щебетали волнистые попугайчики. За окном Робин увидела след от самолета: через небо протянулся ворсистый белый ершик. В ожидании страшного знакомые явления видятся в ином свете. У Робин бешено колотилось сердце.

– Подсоби-ка, – сквозь стиснутые зубы проговорил Барклай. Ему удалось загнать конец монтировки поглубже в щель. – Вдвоем навалимся.

Взглянув еще раз на закрытую дверь Самайна, Робин поспешила к Барклаю и взялась за инструмент рядом с ним. Используя и массу тела, и силу мышц, они налегли на монтировку.

– Уф! – выдохнула Робин. – Что же так удерживает?…

– Где… Страйк… когда он нужен…

Послышался громкий хруст, потом треск. Монтировка вдруг пошла вниз – сиденье подалось. Робин обернулась и увидела облако пыли. Барклай поднял крышку-сиденье.

Оттоманка была залита бетоном, к которому и прилипло сиденье. Серый монолит оказался комковатым, – видно, бетон плохо размешали. В двух местах сквозь неровную серую поверхность пробивалось что-то гладкое: слева – как будто моржовый клык, справа – пара дюймов шара из темной слоновой кости. Затем Робин разглядела на присохшем к крышке волдыре бетона несколько светлых волосков.

На лестничной площадке раздались шаги. Барклай захлопнул крышку как раз в тот миг, когда Самайн распахнул дверь. Следом вошла Дебора.

– Так и быть, научу тебя волшебному фокусу, – сказал Барклай, подойдя к Самайну. – Пошли-ка на кухню, там сподручней.

Мужчины вышли. Дебора прошаркала в комнату и подняла выцветшее лиловое покрывало, которое отбросила в сторону Робин.

– Вы его поднимали? – прошамкала она, уставившись на старое ковровое покрытие.

– Да, – ответила Робин с напускным спокойствием. Она присела на оттоманку, хотя чувствовала, что святотатствует. «Прости, Марго. Прости, пожалуйста». – Мне сейчас нужно позвонить, Дебора. А потом, думаю, хорошо бы нам выпить горячего шоколада.

По Юго-Восточной линии железной дороги с ревом и дребезгом мчался грузовой состав. Остановившийся у переезда Страйк почувствовал, как у него завибрировал мобильник, и достал его из кармана, но несколько секунд шум был такой, что он не сразу расслышал Робин.

– …нашли.

– Как ты сказала? – прокричал он, когда поезд загромыхал дальше.

– Мы… ее… нашли… В гостиной, внутри оттоманки. Полностью залита бетоном, но виднеется полоска черепа и, вероятно, бедренная кость.

– Черт!

Страйк предвидел, что в квартире Эторнов обнаружится труп, однако привыкнуть к зрелищу мертвого тела невозможно – оно всегда за гранью обыденного.

– Залита бетоном? – повторил он.

– Да. Похоже, его плохо замешали. Непрофессионально. Но свою задачу он выполнил. Скрыл запах – или почти скрыл.

– Черт-те какая нагрузка на опорную балку.

– Ну да, похоже на то. Ты где?

– На улице, сейчас зайду в помещение. Так: набери девять-девять-девять, потом дозвонись Лэйборну и скажи, где я и зачем. Это должно ускорить дело.

– Хорошо. Удачи.

Страйк дал отбой. Когда поезд проехал, невзрачная улица со стоящими вплотную друг к другу зданиями притихла и грохот сменился птичьим щебетом. Страйк, дожидавшийся звонка вдали от посторонних глаз, теперь зашагал по улице, прошел три дома, у четвертого свернул налево к садовой тропе, а потом забарабанил в темно-красную входную дверь.

Поднялись тюлевые занавески, и в окне появилось сердитое лицо Дженис Битти. Страйк приветственно поднял руку. Занавески упали.

После некоторого ожидания, чуть более длительного, чем предполагала короткая дистанция от гостиной до прихожей, Дженис открыла дверь. Сегодня она предстала перед ним вся в черном; на ногах были теплые домашние туфли из овчины. Ее ясные небесно-голубые глаза в обрамлении тонкой оправы очков, серебристые волосы и щечки-яблоки дышали, как всегда, покоем и невинностью. Нахмурившись, она посмотрела на детектива снизу вверх, но ничего не сказала.

– Можно войти? – спросил Страйк.

Наступила долгая пауза. Щебетали вольные птицы, и Страйк мельком вспомнил о волнистых попугайчиках в квартире Эторнов, где сейчас отчасти пребывал в своих мыслях, сосредоточившись на полоске черепа и бедренной кости, пробившихся из-под бетона.

– Коли так приспичило, – медленно произнесла Дженис.

Он прошел вслед за хозяйкой дома в темно-красную гостиную с ее дешевым ковром малинового цвета, картинками из засушенных цветов и выцветшими фотографиями. Под солнцем стеклянная карета Золушки, запряженная шестеркой лошадей, засверкала от язычков пламени: Дженис затопила камин, несмотря на мягкость сентябрьского дня.

– Чая хотите? – предложила Дженис.

– Было бы здорово, – ответил Страйк, полностью осознавая несуразность такой ситуации.

Он услышал приглушенные овчиной удаляющиеся шаги, а потом звук открываемой кухонной двери. Достав свой мобильный, Страйк включил его на запись и положил на подлокотник кресла, в котором сидел в прошлый раз. Затем достал пару латексных перчаток и прошел вслед за Дженис, почти бесшумно передвигаясь по вытертому ковру.

У дверей он остановился, прислушиваясь к тихому бульканью кипящей под крышкой чайника воды, к звяканью чайных ложек и скрипу открываемого кухонного шкафа. Кончиком пальца Страйк толкнул дверь кухни.

Дженис резко обернулась с широко открытыми глазами. Увидев его, она схватила одну из стоявших на подносе фарфоровых кружек и торопливо поднесла к губам, но Страйк оказался быстрее. Крепко зажав тонкое запястье своей рукой в латексной перчатке, он с силой отстранил кружку от ее рта и почувствовал кость под дряблой плотью и бумажно-пергаментной старческой кожей. Свободной рукой вырвал у нее кружку и осмотрел. На дне был добрый дюйм клейкой белой жидкости. Не отпуская запястье Дженис, он заглянул в заварочный чайник, в котором находилось еще некоторое количество того же вещества, потом распахнул навесной шкаф.