Ирина Комарова - Легкой жизни мне не обещали

Да, мы молодцы – вот так, без беготни, без стрельбы, на одних разговорах, раскрыли преступление, и нашли убийцу. Но что дальше-то делать? Надевать на Андрея наручники и везти в милицию? Так у нас наручников нет. И потом, это же надо, наверное, как-то документально оформлять. На наши свидетельские показания – и то, сколько бумаги извели, а тут арест. Или лучше позвонить Сухареву, пусть он приезжает и забирает этого убийцу. И все необходимые протоколы, заодно, сам составляет. Только надо продумать, как бы это половчее и побыстрее втолковать ему, что надо все бросать и ехать сюда, что мы с господином Брынем ему убийцу Леры Тороповой приготовили, тепленького. Как это Гошка недавно сказал: «у них ведь один убийца есть уже, в камере сидит, так зачем второй нужен?»

Гошка на мои сомнения не обратил никакого внимания, а может, просто не заметил их. Сидит – физиономия довольная, как у того самого кота, добравшегося до сметаны, подмигивает мне, да большой палец показывает. И куда, спрашивается, подевалось все наше чудесное взаимопонимание? Ну что ж… я деликатно кашлянула и тронула Андрея за плечо:

– Наверное, вам надо одеться.

– Зачем? – глухо спросил он, не отрывая ладони от лица.

– Так ведь поедем сейчас, в милицию.

– Зачем? – повторил Андрей, опуская руки.

– А какой смысл здесь сидеть? – я не поняла его вопроса. – Расскажете там все, майору Сухареву…

– Прямо сейчас! – губы его искривились в злой усмешке.

– Но как же… – вот теперь я окончательно растерялась. – Я думала, ты явку с повинной хочешь… ведь это же на суде учитывают, как искреннее раскаяние!

– А я под суд не собираюсь! И уж тем более, самому идти, в милицию сдаваться!

– Но как же, Андрей! Ты же сам, только что, во всем признался! Ведь это ты девушку убил!

– Кому признался, вам? А кто вы такие? Менты? И у вас показания мои есть, под протокол? И подпись моя там на каждой странице стоит, как положено? Ничего у вас нет, сыщики задрипанные! Ничего я вам не говорил и ни в чем не признавался, так что катитесь, со своими обвинениями, знаете куда!

– О чем ты говоришь, Андрей! Сейчас, за убийство Леры, в тюрьме сидит абсолютно невиновный человек, и ты знаешь, что он не виновен! Неужели тебе совесть позволит…

– Совесть! – перебил меня он. – Совесть позволит, не сомневайтесь! Пусть Кислов сгниет в камере, я только счастлив буду!

Чем хороша работа с напарником, так это возможностью действовать по очереди. Пока я хлопала глазами, пытаясь собрать мысли, разбежавшиеся от такой неожиданной и беспримерной наглости, казалось, уже сломавшегося Андрея, в дело вступил Гоша. Сказал медленно и даже чуть лениво, словно пробный шар бросил:

– А почему ты считаешь, что невинный человек в тюрьме – это Кислов? Кислова отпустили, почти сразу. У них теперь другой подозреваемый – номер первый.

Хорошо, что я от такого заявления потеряла дар речи и не испортила Гоше игру.

– Другой? – растерялся Андрей.

– Ну да. А ты что, не понял? Ты же сам видел, как его арестовывали.

Ай да Гошка! Надо же такое придумать! Андрей действительно видел, как Торопов садился в машину, и милиционер рядом стоял! Володя тогда еще качнулся, оперся о дверцу, а сержант поддержал его, помог забраться на сиденье. Издалека, с шестого этажа, вполне могло сойти за арест! Молодец, Гошка! Кислова Андрей, допустим, ненавидит и ради его прекрасных глаз ни в чем признаваться не станет – действительно, только порадуется, если тот в тюрьме сгниет, сочтет это вполне справедливым наказанием. Но к мужу Леры он, вроде бы, относится неплохо, не как к счастливому сопернику даже, а, скорее, как к товарищу по несчастью. Его-то он просто обязан выручить! Ну да, по моим понятиям – обязан. А сам Андрей, если и задумался, то всего лишь на секунду:

– Выкрутится. Против него никаких улик быть не может. И вообще, я ему ничего не должен.

– Ты действительно так считаешь? Лихо, – Гоша качнул головой и насупился. – То есть то, что ты его жену на тот свет отправил, это уже не в счет? Лихо. Только ты, Андрюша, слишком узко на вещи смотришь. Протокол мы, действительно не вели и показаний, собственноручно тобой подписанных, в природе не существует. Но уши-то у нас есть, и на память мы не жалуемся…

– И что? – перебил его Андрей. – Одни ваши слова, ничего больше! А я повторяю, что ничего вам не говорил и понятия не имею, с чего вы вдруг ко мне прицепились. Что у вас против меня есть? Какие доказательства, что я вообще с вами о чем-то разговаривал?

– Самые неоспоримые, – хмурый Гоша достал из кармана миниатюрный плеер и показал парню зеленый огонек. – Мы, милок, серьезная фирма, ты понял? Весь разговор, и признания твои, все записано. И качество записи вполне приличное, за это я тебе ручаюсь.

– Нет! Это тоже не имеет никакого… никакой силы! И вообще, я пошутил! Я просто так болтал, вы ничего не сможете доказать! Меня никто не видел в подъезде, значит, я все время сидел дома и собирал шкаф! Я ничего не слышал, ничего не знал! Ясно вам?!

– Шкаф собирал, говоришь? – окончательно обозлился Гоша. – Молоточком стучал, ничего не слышал? И молоток, наверное, помыл хорошо, тщательно? Только у меня для тебя плохая новость – как бы ты ни старался, следы крови все равно останутся, и экспертиза их обнаружит, без проблем!

– Неправда! – голос Андрея, довольно неожиданно, сорвался на визг. – Вы ничего не найдете! Ничего не докажете! Нет на молотке никакой крови, никаких следов!

Андрей орал, трясся и таращил глаза вполне убедительно, но немного, самую чуточку, переигрывал. Я даже успела удивиться про себя: зачем ему нужна эта показательная истерика? Рассчитывает разжалобить нас? Неужели возможна в его, хоть и юном, но вполне дееспособном возрасте, такая наивность? В нашей школе, даже шестиклассники усвоили, что если уж тебя на чем горячем застукали, то никакие слезы и вопли не помогут – отвечать придется по полной программе.

Впрочем, времени на всякие удивления и раздумья, Андрей дал не слишком много. Оказывается, зря я удивлялась его наивности, на уме у парня было совсем другое – он решил сбежать. Тоже, конечно наивность – так мы его и отпустили. Но, надо признаться, в первые четыре секунды он в своем намерении преуспел. То есть вскочил, швырнул в Гошу, справедливо посчитав его наиболее сильным противником, свой табурет, сбросил мне на колени горячий заварочный чайник (что я и по сей день считаю невыразимо подлым поступком) и рванулся в коридор. Как он собирался удирать, вовсе не жарким январским вечером, в футболке с коротким рукавом, домашних спортивных брюках и носках – на нем ведь даже тапочек не было – Бог его знает! Допустим, рассчитывал схватить на бегу куртку с вешалки, но обуться-то, ему в любом случае никто бы не дал! Собственно, и выскочить в коридор, на что бы он там, в дальнейшем, не рассчитывал, парню не удалось. Я правда, немного замешкалась – пока взвизгнула, пока вскочила, стряхивая с джинсов горячую заварку – времени было потеряно достаточно. Зато Гоша, недрогнувшей рукой, перехватил табуретку в воздухе и отправил ее в обратный полет, так что тяжелая деревяшка врезалась в бок Андрея, на мгновение впечатав его в стену. А Гошка тут же рявкнул: