Ирина Комарова - Легкой жизни мне не обещали

Я почувствовала себя совсем плохо. Мало того, что я виновата, так он еще берет мою вину на себя! И главное, совершенно непонятно, что ему ответить. Не начинать же детский спор: «я виноват!», «нет, я виноват!» Как прикажете дальше работать в такой обстановке? К счастью от решения тонкой проблемы взаимоотношений между напарниками, нас отвлек Андрей – он слабо застонал и пошевелился.

– Очнулся, голубчик, – Гоша присел и ловко стянул веревочной петлей левую руку с правой ногой парня. Откуда у него в руках появилась веревка, я так и не поняла. А Гоша, полюбовавшись на свою работу, поднял голову и снова нахмурился: – Маргарита! Кому стоим, мух ловим? Я же приказал тебе, Сухареву звонить! Почему не выполняешь?

– А как я могу звонить, если номера не знаю?

– Ты что, Ритка, на ходу спишь? Кому он визиточку совал, мне что ли? Там и номер, и звание, и полное имя-отчество. Евгением Васильевичем его зовут, если ты вдруг буквы забыла!

– Ой, – я покраснела. Ну, никак не научусь говорить и делать глупости с достойным видом! Вот Маринка – такое иногда ляпнет, волосы дыбом встают. А держится при этом всегда королевой. Дескать, я такая умная, что иногда могу себе позволить и небольшую неточность. Наверное, в этом и весь секрет – в правильном восприятии собственных ошибок. Для меня глупость – это всегда глупость, а моя или чужая, это уже не принципиально. А по Маринкиным правилам, глупости могут совершать другие, она же просто допускает неточности. Как правило – очаровательные неточности. Поэтому она для всех и всегда – Мариночка, умница и красавица. Впрочем, что это я не к месту расфилософствовалась? Гоша прав, надо Сухарева вызывать и срочно.

Я набрала номер телефона, указанный на простенькой визитке и почти сразу услышала неприятно-скрипучий голос:

– Майор Сухарев.

Я коротко и четко обрисовала ситуацию, после чего получила возможность наслаждаться глубокой, ничем, даже дыханием Сухарева, не нарушаемой тишиной.

Зато заговорил Андрей, окончательно оживший. Я поморщилась – не люблю, когда ругаются матом. Очевидно, Гоша тоже не получил эстетического удовлетворения от бездарно рифмующихся пассажей. Он дотянулся до не слишком свежего кухонного полотенца и запихнул его нашему гостеприимному хозяину в рот, в качестве кляпа. Андрей тут же заелозил по полу, пытаясь развернуться и ударить Гошу свободной ногой, но тот пресек эти попытки самым незатейливым и эффективным способом – просто сел на него.

А Сухарев все молчал.

– Извините, Евгений Васильевич, – не выдержала я, наконец. – Не могли бы вы принять решение побыстрее? Я звоню по мобильнику.

– Брынь там, с вами? – вопрос был несколько неожиданным и, на мой взгляд, не совсем по теме.

– Естественно, – я бросила взгляд на Гошу и уточнила: – Сидит на задержанном.

– Ладно, пусть сидит пока, – хмуро сказал Сухарев и тут же его голос сменился короткими гудками.

– Не поняла, – я по-прежнему держала телефон около уха. – По-моему, он бросил трубку.

– А что сказал перед этим? – спокойно спросил Гоша.

– Дозволил тебе продолжать сидеть на задержанном, – я выключила телефон и указала на Андрея. – Пока.

– Значит скоро подъедет.

Для меня такой вывод был вовсе не очевиден, но спорить я не стала. Гоше лучше знать. И вообще, меня больше интересовало другое.

– Гошка, а почему этот Сухарев тебя так не любит?

– С чего ты взяла? – в его словах прозвучало не столько удивление, сколько неудовольствие.

– Как это с чего? Он даже в сторону твою смотреть не может, его так и перекашивает всего.

– Глупости, – подвижная Гошкина физиономия перекосилась не хуже, чем у майора Сухарева. Словно у одного учителя уроки брали. – У нас с ним вполне нормальные рабочие отношения. Деловые. И закончили разговор.

– Да ладно, закончили. Я разве против?

На самом деле я была против, ведь совершенно ясно, что взаимоотношения Гоши и Сухарева – какие угодно, но только не рабочие деловые, а уж тем более, не нормальные. Но тон напарника исключал всякую возможность обсуждения этой темы. Ладно, я потом у Александра Сергеевича спрошу, он наверняка знает, в чем тут дело.

Сухарев и компания явились быстро, быстрее, чем я ожидала. Евгений Васильевич первым вошел в квартиру, все с тем же кислым выражением лица огляделся, поманил пальцем эксперта и ткнул в сторону молотка, мирно лежащего на полу, рядом с плоскогубцами, отверткой и горстью шурупов. Потом, игнорируя стоящего рядом Гошу, словно его и на свете нет, посмотрел на меня:

– Ну?

Не могу сказать, что такое обращение мне понравилось. Именно поэтому я заговорила изысканно и даже витиевато:

– Дело в том, что хотя я изложила вам по телефону основные факты, это только, так сказать, тезисы. А если рассказать подробно…

– Да что мне ваши рассказы, – перебил Сухарев. – Запись допроса действительно есть?

– Не допроса, а беседы, – уточнила я. А Гошка молча вынул диктофон из кармана и протянул мне.

Детский сад! А если бы меня рядом не было, как бы они общались? Нормальные деловые взаимоотношения, ничего не скажешь!

К пленке Евгений Васильевич отнесся внимательнее, чем ко мне – прослушал запись, не перебивая и не отвлекаясь. Все остальные, включая и непосредственных, так сказать, участников, тоже проявили интерес. Причем Андрей, с каждой минутой становился все бледнее, Гошка не скрывал удовлетворения, кивая, словно китайский болванчик, а я морщилась каждый раз, когда слышала свой голос. Вот уж не думала, что он настолько неприятный – высокий, почти визгливый… диктором на радио меня точно никогда не возьмут, можно даже не мечтать.

Когда запись закончилась, Сухарев достал из диктофона кассету, а сам аппарат вернул мне.

– Еще что-нибудь добавить имеете? По делу, я имею в виду.

Я пожала плечами, вопросительно взглянула на Гошу – имеем мы, что добавить? Напарник старательно смотрел в сторону, так что решение пришлось принимать самой.

– Пожалуй, нет. Все, что мы хотели…

– Вот и хорошо, – снова перебил меня Сухарев. – Подпишите протокол и можете быть свободны. До свидания.

Надо же, до чего неприятный человек. Вот честное слово: что бы там у них с Гошкой ни вышло, а я заранее на стороне напарника!

Пока мы, не торопясь, спускались по лестнице, я начала делиться с Гошкой своими впечатлениями, но он разговора о Сухареве не поддержал. Молчал, смотрел в сторону, а на площадке третьего этажа ткнул пальцем в сторону лифта:

– Смотри. Вот почему мы сегодня пешком вверх-вниз бегаем.

– А что? – я послушно оглянулась. Дверцы лифта были раскрыты, панель управления отвинчена и лежала на полу кабины рядом с раскрытым чемоданчиком, полным инструментов. А очень сердитый мужик в спецовке, непрерывно ругаясь, ковырял отверткой в путанице проводов. Судя по проклятиям мастера, некто неизвестный учинил с лифтом жуткое непотребство, причем не в первый раз. Поэтому он, мастер, собирался в ближайшее время этого неизвестного поймать, руки ему повыдергивать и засунуть… ну, в общем, вы в курсе.