Ирина Комарова - Легкой жизни мне не обещали

Говорить про Кристину, Светлана сначала отказалась и очень решительно. Но на мое, осторожно высказанное предположение, что супруга начальника добрых чувств не вызывает, язвительно фыркнула:

– А с чего им вдруг появиться, добрым-то чувствам? Она, когда заходит, головы лишний раз не повернет в мою сторону. Да что там, я простого «здравствуйте» от нее ни разу не слышала. Воображает себя светской дамой, а на самом деле – никто, ничто и звать неизвестно как. Просто повезло ей, за Андрея Николаевича выскочила замуж.

– Вы что, завидуете ей?

– А скажете, нечему завидовать? Квартира, машина, денег сколько хочешь и никаких хлопот! Разгуливает себе на шпилечках! А попробовала бы она вот так, как я, – Светлана взмахнула рукой, словно очерчивая все, что составляло ее жизнь – маленькую квартиру, постоянные заботы, безденежье, зависимость от множества людей, начиная от чиновников в военкомате и заканчивая свекровью, Еленой Владимировной. – Вот тогда бы я на нее посмотрела!

Я только головой покачала. С моей точки зрения, сравнение Светланы не было корректным. Она помнила о плохом, и отбрасывала в сторону хорошее.

– Светлана, а вы бы поменялись с Кристиной местами?

– Что? – моргнула она. – В каком смысле?

– В самом прямом. Махнуть, не глядя: вам – ее жизнь с деньгами, машиной и Андреем Николаевичем в качестве мужа, а ей – все ваши проблемы, но к ним Сашеньку и вашего Володю. Поменялись бы?

– Да вы что? – лицо Светланы осветилось улыбкой. – А, я поняла! Это вы хотите сказать, что из нас двоих, счастливая как раз я. А ее еще и пожалеть надо.

– Положим, жалеть ее я бы не торопилась, – рассудительно заметила я, – но и завидовать там, по-моему, тоже нечему.

Светлана склонила голову на плечо и посмотрела на меня с почти детской радостью.

– А знаете, помогает, – сообщила она. – Действительно, вся злость сразу прошла. – И повернулась к загукавшему малышу: – Правда, Сашенька, все правильно говоришь! Бог с ними, с деньгами, а замуж за Андрея Николаевича мы не хотим!

– Вот и хорошо, – я тоже заулыбалась, – вот и договорились. А теперь, если отвлечься от того, что Кристина сумела хорошо устроиться в жизни, что вы про нее можете сказать?

– На самом деле – ничего. Я ведь ее не знаю совсем. Ну заходит она в офис, так сразу мимо меня, в кабинет к мужу. С нами она почти не разговаривает – разве только с Димкой пошепчется в уголке. А то что она мне не нравится… не знаю, кроме того, что никогда от нее ни здрассьте, ни до свидания, не дождешься, больше причин, вроде бы нет.

Я еще немного попытала ее, но больше ничего нового не узнала. Собственно, конференцию можно было заканчивать – все, что я могла, я из Светланы вытянула, а человек после работы, уставший, да и ребенок уже начал кукситься. Одним словом, самое время поблагодарить за приятно и с пользой проведенное время и распрощаться. Что я и сделала.

Уже в коридоре, застегивая сапоги, я вспомнила о своем решении поговорить с уборщицей.

– Кстати, Светлана, а как найти женщину, которая у вас в офисе убирает?

– А чего искать? – простодушно удивилась Светлана, – вот она я.

– Как? Вы и есть уборщица?! – я была почти шокирована.

Светлана посмотрела на меня с недоумением:

– Ну да. Я всегда за день выберу время прибраться – то в обед, а то прибегу пораньше. Очень удобно и работа не тяжелая – нас немного и грязь мы не разводим. А Андрей Николаевич мне доплачивает. Всем хорошо.

От Светланы я вышла в половине восьмого. Можно было, со спокойной совестью, отправляться домой, но очень уж хотелось обсудить то, что я узнала от нее, со старшими, более опытными товарищами. Поэтому я позвонила в офис, убедилась, что упомянутые товарищи имеются в наличии (точнее, Нина уже ушла, но Гоша с Бариновым оставались на месте) и готовы дожидаться моего прибытия со свежими оперативными данными.

– А знаете, кто в «Апреле» работает уборщицей? – выпалила я, едва переступив через порог нашей комнаты – Александр Сергеевич с Гошкой ждали меня именно там. – Светлана Поликарпова, вот кто!

Шеф моргнул – он явно не ожидал такого громкого вступления.

– И что из этого следует?

– Если Гоша прав, то из этого следует, что за всеми событиями в фирме, включая взрыв, стоит не кто иная, как сама Светлана.

– А-а, знаменитые Гошины теории о преступлениях, – понимающе кивнул Баринов. – А если он не прав?

– Он не может быть прав, – запальчиво сказала я. – Светлана совершенно не похожа на преступницу!

– А-а, знаменитая Риткина вера в человечество, – Гошка очень удачно скопировал интонацию шефа. – Вокруг меня все сплошь прекрасные люди и ничего дурного, ни один из них совершить не мог.

– Да что ты понимаешь? У нее ребенку восемь месяцев!

– Восемь? Тогда, конечно, другое дело. Если ребенку восемь месяцев, мать автоматически освобождается от всех подозрений.

Надо же! Я почти кричала, а этот противный тип был спокоен, как слон на прогулке.

– Гошка, не говори ерунды, я вовсе не это имела в виду! Какое, вообще, имеет значение возраст ребенка?

– Абсолютно никакого, об этом я и толкую. И само наличие ребенка, тоже никакого значения не имеет. Ну, разве что, суд скостит пару годков, при полном и чистосердечном.

– А я тебе говорю…

– Кхм. Рощина, может быть, ты присядешь и доложишь все, что выяснила? – шеф, с присущей ему деликатностью, положил конец нашей перебранке.

Я послушно плюхнулась на свой стул, бросила на Гошку сердитый взгляд и, демонстративно повернувшись к шефу, начала говорить.

Докладывать я старалась так, как это умел Гоша: коротко, четко, выстроив существенные факты в стройную систему, а несущественные только перечислив в заключение. Но сама понимала, насколько далеко разошлись мои благие намерения с результатом. Говорила я, правда, не слишком долго, но путано, часто повторяясь и перемешав важное с пустячным. И, конечно, ничего похожего на стройную систему у меня не получилось.

Обидно. Когда я вела урок, у меня все было и четко, и гладко, и выстроено. Так почему же сейчас такая неразбериха? Может, дело в том, что к урокам я всегда готовилась, причем в спокойной обстановке: дома, за столом, с применением методической литературы. А сейчас – только набросала для себя основные тезисы и даже не записала их – держала в уме. Ясно, что в результате каша-размазня получилась.

Впрочем, «наше все» проявил снисходительность, и замечания мне делать не стал. Выслушал внимательно, переглядываясь, время от времени с Гошей (занявшись делом, я быстро забыла, что рассердилась на этого двоечника-переростка и рассказывала им обоим), задал несколько уточняющих вопросов, потом пожал плечами.

– Я не понимаю, почему ты так горячо ее защищаешь. Она имела возможность проникнуть в кабинет. Нет мотива, но это не значит, что его вообще не существует в природе – просто нам он пока неизвестен. А ребенок – он вообще ничего не доказывает. Ну, есть малыш, так на то она и женщина, чтобы детей рожать. Между прочим, мы только в прошлом году одну такую разоблачили. Она любовницу мужа зарезала. А у самой, на момент совершения преступления, ребенку чуть больше месяца было. Можно сказать, прямо из роддома побежала соперницу убивать.