Мария Воронова - Второй ошибки не будет

– И когда уходил от меня, тоже любил?

– Да. Просто…

Он хотел объяснить, но Татьяна перебила:

– Нет, Федор, извини, но то, что у тебя там было, это только твое. Не надо исповедей, ни мне душу не береди, ни ее память не унижай.

Федор кивнул.

– А главное, не думай, что ты мне должен, – Татьяна достала из кармашка носовой платок и высморкалась, – что я тебя типа не бросила.

– Я и не думаю, – признался Федор совершенно честно, – не бросила и не бросила, выхаживала и выхаживала, горшки за мной выносила и выносила. А как иначе, ты ж моя жена. Ничего я тебе не должен, не выдумывай даже.

– Вот и хорошо.

– И, кстати, ничего еще не кончилось, – вздохнул он, – еще прилетит от Воскобойникова ответочка.

– Ладно, Федя. Давай останемся женаты, хотя, чувствую, как за двадцать лет ничего хорошего из этого не вышло, так и дальше будет ужас.

– Ну, конечно.

– Ну, конечно.

– Тань, слушай, – весело предложил Федор, – давай или в кровать ляжем или в кино пойдем, а то валяемся, как алкаши.

– В кино нельзя, Ленка должна позвонить с минуты на минуту.

– Тогда в кровать в принципе тоже нет смысла пока ложиться. Подождем?

Татьяна поднялась и вышла. Федор понимал, что тоже надо бы встать, умыть лицо, а лучше принять душ после трудного дня в суде, но лежал, тупо смотрел в потолок и слушал привычный шум домашних Танькиных дел. В кухне шумела вода, звенела посуда, стучали ножи, потом радио дало позывные «Маяка» и сообщило, что московское время семнадцать часов. Федор удивился. Столько событий случилось в этот бесконечно долгий день, а еще даже не пора людям уходить с работы.

В конце концов он заставил себя встать, подровнял покрывало на кровати и вышел к жене.

– Я сегодня мяса никакого не размораживала, – деловито сказала она.

– Я понял, ты твердо была уверена, что меня посадят.

– Не размораживала, и все. Забыла достать. В общем, на ужин будут картофельные котлеты с грибным соусом и бисквитный рулет.

– Да ладно, чего ты завелась, – беспечно сказал Федор, – чаю с бутербродами попили бы, и все.

– Готовка меня успокаивает, – заявила Татьяна.

– А, да?

– Конечно. Это моя отдушина и утешение.

– Слушай, Тань, а если мы вдруг с тобой будем счастливы, то что? Я больше вкусно не поем никогда? По четным – пельмешки, по нечетным – сосиски?

– Не будем счастливы, не переживай.

Федор взял у нее миску с яичными белками, венчик и принялся взбивать «до твердых пиков». Что такое счастье, спросил он себя, и автоматически в голову пришла цитата из книги Гайдара «Чук и Гек», которую он читал Ленке раз, наверное, двадцать: «Что такое счастье – это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной». А ведь, по сути, верно, ни прибавить, ни отнять. Честно живи, трудись и люби, чего еще-то?

– Поднажми, – сказала Таня, – и крути все время в одну сторону, это очень важно.

Федор заработал венчиком быстрее, хотя не слишком верилось, что эти зеленые сопли на дне миски способны превратиться в пышную белоснежную пену.

Да, простой рецепт счастья дал советским детям Аркадий Гайдар, но прошло совсем немного времени, и жизнерадостных Чука и Гека сменил мрачный мальчик из фильма «Доживем до понедельника», который написал, что счастье – это когда тебя понимают, и все дружно восхитились, о боже мой, как это тонко! А чего тебя понимать-то, с другой стороны? С какой стати ты с порога выкатываешь миру полную бочку претензий? Хочешь, чтобы тебя поняли, так объясни, а не вздыхай загадочно. Да и в этом ли счастье? Понимает ли он Таньку? Нет. Ленку? Смешно даже спрашивать об этом. А они его? Женщины, конечно, существа тонкие и проницательные, но все же скорее нет, чем да.

– Ты не стараешься, – Таня отняла у Федора миску и заработала рукой с такой скоростью, что венчик превратился в смазанный стальной эллипс, – вот так надо.

– Прости, я просто задумался.

Вернув себе инвентарь, он попытался взбивать не хуже Татьяны.

Она тем временем выкладывала изюм на чистое полотенце.

Может быть, все дело в том, что им с детства внушали некий плакатный идеал семьи, которому обязательно надо соответствовать. Мудрый усатый рабочий-отец, хлопотунья-мама, бабушка с пучочком, и дети обязательно отличники и спортсмены. Если у тебя не так, значит, ты не добился, недостоин, пария и никто.

Вот и тянут все друг друга за уши к идеалу: будь таким, как надо, а такого, какой ты есть, нам не надо.

Между тем счастливая семья, это, наверное, сборище гадов и психопатов, которые просто знают, что они вместе, несмотря ни на что.

Взять хоть сегодня. Бедную девочку Ксюшу Кругликову ломали, наверное, совсем не по-детски, но у нее все равно хватило мужества сказать правду, потому что рядом была мама, которая во всем ее поддерживает.

Семья позволяет человеку быть свободным, и не важно, что там у тебя за окном, империя зла или что еще похуже.

Жаль, конечно, что он понимает это на пороге пятидесятилетия, а не в средней школе, как все нормальные люди, но лучше поздно, чем никогда.

– Все, давай, – Танин голос вывел Федора из раздумий.

– Да я стараюсь, правда!

– Готово просто.

А он и не заметил, как в миске появилась воздушная белая масса. Наверное, счастье в том, чтобы продолжать взбивать. Даже когда кажется, что ничего не выйдет и что это в принципе невозможно, надо просто продолжать, потому что счастье не в том, что получается в конце, а в том, что ты не бросаешь.

Войдя в дом, Анатолий огляделся. Ни одного укромного уголка, ни закуточка, где человек мог бы побыть наедине с собой. Последнее утешение – балкон, и тот законопатили на зиму. Негде скрыться.

Из последних сил он натянул на лицо улыбку, соврал, будто дико устал на работе, лег на диван и с головой укрылся пледом.

Лиза поцеловала его в макушку и увела Олю в универсам, купить что-нибудь вкусненькое для чая, зато мама принялась хлопотать вокруг, спрашивать, что случилось, не заболел ли он, нет ли температуры, не хочет ли он чего, например, она может налепить его любимых сырничков, потому что мама всегда утешит и поможет, в отличие от нечуткой эгоистичной жены, которая «мужу плохо, а она куда-то усвистала».

Так теперь будет всегда, до его смерти. За минуту малодушия придется заплатить пожизненным адом. Вроде как прокурора оправдали, добро победило зло, но Воскобойников никуда не делся и станет мстить. Хоть и трудно отобрать что-то у человека, у которого ничего нет, но он постарается. Ах, девочка, девочка, зачем ты заставила приличного советского гражданина средних лет вспомнить идеалы юности и пойти у них на поводу?