Анна Малышева - Железный лес

– Сейчас мне пора ехать, – Марина проверила сообщения в телефоне и допила вино. Встала, бросила в рот тартинку, поцеловала Александру в щеку холодными, чуть влажными губами: – Рада, что тебя увидела. Нет, не торопись, посиди, отдохни. Я сейчас все оплачу.

– Но это я тебя пригласила!

– Пригласишь, когда что-то заработаешь на вдове Маневича, – непреклонно заявила Марина. – Я же знаю, у тебя сейчас с деньгами туго. Или?..

– Туговато. У меня, в общем, других случаев и не отмечается, – улыбнулась художница, бросив взгляд на коричневый бумажный пакет, водруженный на соседний стул.

О предстоящем сотрудничестве с Игнатом она не рассказывала никому. Прежде всего, хранить тайну заказчика было ее правилом. Но кроме того, художница считала, что такой эпизод может бросить тень на ее профессиональную честь. Это была авантюра – совершенно в духе Игната, но не в ее собственном.

Марина Алешина ушла. Ветер разогнал облака, бледно улыбнулось солнце. Художница, закрыв глаза и запрокинув голову, подставила лицо осенним лучам, едва ощутимым, как вкрадчивая ласка. Был миг, когда она не думала ни о чем плохом.

В сумке зазвонил телефон. В последнее время звонки заставляли вздрагивать Александру. Ее тревога была бесформенной. Следствие не предъявляло художнице никаких обвинений. Никто ей не угрожал. Дела были не в худшем состоянии, чем обычно. И все же, она содрогалась и медлила взглянуть, кто звонит.

Звонок был с мобильного телефона Макарова. Но, ответив, Александра услышала хрипловатый голос Натэллы.

– Привет, дорогая! Ты совсем нас забыла. Как дела?

– Неплохо. А как Сергей Леонтьевич?

– Осенью ему всегда немного легче. Почему не звонишь? Ты ни на что не обиделась?

– На что же мне обижаться? – удивилась Александра. – Это у вас должны быть претензии… Я чуть не втянула вас в непроверенную сделку.

– А мы тебе ее сорвали, – в трубке послышался сипловатый смешок. – Знаешь, почему я звоню? Хочу отчасти загладить вину. Разговор не телефонный, подробности при встрече. Если коротко – Маша хочет тебя видеть.

– Маша – это…

– Мария Денисовна Маневич, если тебе угодно полностью ее титуловать, – Натэлла снова издала прокуренный смешок. – Я как раз собираюсь к ней. Могу захватить тебя. Ты дома?

– Нет, я в городе, и потом, это совсем неудобно…

– Если у тебя нет срочных дел, то очень удобно, – возразила Натэлла. – Скажи, где ты, и я подскочу. Ты в центре?

Александра растерянно назвала адрес кафе. Натэлла обрадовалась:

– Через десять минут буду там. Никуда не убегай.

Положив телефон в карман куртки, художница взяла бокал и сделала глоток. У вина был свежий, кислый вкус недозревшего яблока.

– Удивлена? Ожидала чего-то другого? – выйдя из машины, Натэлла хлопнула дверцей и, запрокинув голову, оглядела красную кирпичную башню от цоколя до последнего этажа. – Более пафосного?

– В общем, нет, – солгала Александра.

Она, в самом деле, была несколько обескуражена. Владелец бесценной коллекции обитал со своей семьей не в старинном особняке, под стать дому на Пятницкой, а в самом банальном кирпичном многоквартирном доме, постройки конца девяностых. Впечатляло только место – в переулках рядом с Пречистенкой. Сама одноподъездная девятиэтажка была совершенно безликой. Ее втиснули между двумя домами брежневской поры элитной серии и несколькими двухэтажными особняками конца девятнадцатого века. Ни двора, ни стоянки в проекте не было.

– Когда я познакомилась с Машей, они как раз купили здесь квартиру, – Натэлла направилась к подъезду. – В те годы таких кирпичных карандашей натыкали повсюду сотни. Маневичи могли позволить себе что-нибудь получше – выкупить огромную квартиру в старинном особняке, сделать ремонт… Но Маша боялась тратить слишком много денег. Она никогда не верила в таланты мужа… Хотя он преуспевал. Что ты встала?

Натэлла обернулась, на ветру разлетелись ее небрежно причесанные черные кудри и концы яркого шелкового шарфа. Александра все еще стояла возле машины.

– Мне все-таки кажется, что этот визит неуместен, – она нерешительно проводила пальцами по борту парусиновой куртки, словно пересчитывая металлические пуговицы. Одной пуговицы не хватало. – В такой момент.

– Вполне подходящий момент, – отрезала Натэлла, подходя к Александре вплотную и беря ее под руку. – Говорю тебе – она сама попросила о встрече. Я могу только предполагать, о чем пойдет речь.

Чистый безликий подъезд – код от двери Натэлла знала наизусть, два лифта – грузовой и пассажирский. На стенах – картины маслом, такие плохие, что Александра даже не испытала раздражения, взглянув на них. Казалось, Натэлла прочитала ее мысли. Еще раз надавив кнопку лифта, не спешившего спуститься, жена коллекционера с усмешкой заметила:

– Бывает такая степень убожества, что это даже впечатляет. У Сережи есть старый приятель… Впрочем, они все уже старые. Так вот, этот человек с безупречным вкусом пресытился шедеврами, они ему опротивели. И он стал собирать жуткий китч, самый, что называется, « арбат» . И что ты думаешь? Отлично заработал, когда продал это собрание. Чтобы разбираться в сортах отбросов, нужен очень тонкий вкус. Человек с обычным восприятием просто зажмет нос и отвернется.

Лифт (картины были и там) доставил их на последний, девятый этаж. Квартира там оказалась только одна. За другой дверью с соответствующей табличкой располагалась лестница на технический этаж.

– Отсюда с балкона открывается удивительный вид, – прокомментировала Натэлла, нажимая кнопку звонка. Она вела себя так, будто пришла к себе домой. – Второй плюс – с балкона не виден сам этот убогий дом. Как там Мопассан сказал про Эйфелеву башню?

– Что башня – единственное место, откуда не видно это чудовищное сооружение, – пробормотала Александра, прислушиваясь. За дверью было тихо. – Нас точно ждут?

Внезапно дверь распахнулась. Художница увидела миловидную светловолосую женщину в красном спортивном костюме. Подтянутая фигура, ухоженное лицо без следов косметики, ясные голубые глаза. Мария Маневич сердечно обняла Натэллу, нерешительно улыбнулась Александре:

– Как хорошо, что вы приехали! Да заходите же!

В глубине большой квартиры слышались приглушенные детские голоса. В гостиной, куда провела их хозяйка квартиры, были настежь открыты панорамные окна. Ветер, врывавшийся с близкой реки, раздувал невесомые белые занавески. Александра залюбовалась панорамой города, косо освещенного лучами солнца, проникавшими в облачные прорехи.

– Вам, как художнику, было бы интересно здесь рисовать?

Светловолосая женщина остановилась так близко, что Александра чувствовала яблочный аромат ее духов. Духи были свежие, простые, скорее, девичьи. Во вдове Маневича оставалось что-то от молодой девушки – легкое, безмятежное. Александра вспомнила, как отозвалась о ней Валерия. «Инертная? Вовсе нет. Напротив, в ней столько жизни, энергии… Может быть, Маневич понравился Валерии при первой встрече больше, чем она пыталась мне показать. Иначе она отозвалась бы о его жене лучше!»