Татьяна Степанова - Циклоп и нимфа

– Что для фонда самое главное теперь?

– Найти убийцу.

– А вы, коллега, так же станете его искать, как вы действовали до сих пор? – усмехнулся Дроздов. – Столь пылко, без оглядки на последствия?

Катя залилась румянцем – точно так же, как Дроздов краснел перед ними всего десять минут назад. Издевается… Хотелось ответить ему колкостью про Галу и его собственный глупый счастливый вид. И одновременно с этим она чувствовала – только с ним ей хотелось бы поделиться всеми сведениями о многоступенчатом отравлении. Рассказать все без утайки. Потому что именно его помощь и опыт…

Но в памяти всплыли фразы: «Лишь профессионал высокого уровня способен достать такой яд»… если это и правда синтетик…

– Мне искренне жаль, что вы не сотрудничаете с нами, Иван Аркадьевич.

– Я же сказал, меня страховые вопросы не волнуют.

– Но вы же в таком случае сами в роли одного из подозреваемых.

– А это как угодно.

– Мне кажется, у вас есть подозрения.

– У вас, фонда, они тоже есть. Все мы люди.

– А вы действительно честно и верно служили своему патрону? – спросила Катя.

Дроздов глянул на нее в упор. Черная повязка… Дуэлянт…

– Будь я мужчиной, вы за такой оскорбительный вопрос, наверное, меня бы на дуэль вызвали, да?

– Пользуйтесь преимуществами своего слабого пола.

– А я не хочу пользоваться преимуществами. Я свой вопрос повторю. Вы и правда ему верно и честно служили?

– Старался.

– Когда Псалтырникова выгнали с позором, вы его не покинули. Вы остались у него работать. Это из-за него или из-за Галы?

– Все вместе, – спокойно ответил Циклоп.

– Я навела справки, узнала, что произошло в Большом театре тогда. Мой коллега считает мою версию глупой, – Катя посмотрела на Мамонтова, – но мне кажется, что… Псалтырников мог все это и подстроить. Нанять тех людей за деньги. Тайком. Чтобы помешать вашему браку с Галой. А вы об этом узнали. И отомстили ему.

– Она бы за меня не вышла. Она хотела уехать отсюда. А Савва никого не нанимал и ничего не подстраивал. Он меня любил, девочка моя любознательная и скорая на выводы.

Кате словно в лицо водой плеснули из стакана этой самой «девочкой моей любознательной». Однако она стерпела. Ради дела.

– Здесь, в доме, отравитель, Иван Аркадьевич. И я уверена, что вы с вашим опытом прикидываете и так и этак – кто это такой, кто им может быть. Если это, конечно, не вы сами.

– Я повторяю – считайте как вам угодно. Мне все равно.

– Вам не все равно, – Катя уже злилась. – Вам не все равно, нет! Вам хочется, чтобы вас считали героем. Все! Потому что вы такой… герой по жизни. Что этот ваш вызов на дуэль и доказал лишний раз. Вы желаете выглядеть исключением из правил, без страха и упрека. Дуэлянтом века минувшего. Человеком чести. Всегда этого хотели. Но особенно жаждете сейчас, когда в любви, наконец, повезло. Вся эта ваша бесстрастность и невозмутимость – фикция.

– Чего вы добиваетесь?

– Союзнических отношений. Помощи вашей. Хочу, чтобы вы сказали нам, кого вы сами подозреваете. Потому что вы именно тот, кто может нам максимально эффективно помочь.

Дроздов усмехнулся и хотел что-то ответить. Но его перебили.

– О чем вы здесь спорите? У меня и так голова раскалывается.

Катя, Клавдий и Дроздов обернулись к двери.

9 февраля 1861 г. 9 часов вечера

Гостиница-трактир Ионы Крауха

Клавдий Мамонтов и Пушкин-младший выпили по стакану вина, согрелись. Скинули промокшую, пропотевшую одежду. Мамонтов кликнул гостиничного слугу и приказал принести два ведра горячей воды. Вода появилась, а с ней фаянсовый таз и кувшин. Они начали мыться и бриться. Стоя пред зеркалом, намылили лица. Александр Пушкин-младший, подправляя свои щегольские усы, подмигнул своему отражению.

– Знаешь, когда я только женился, – сказал он, – выхлопотал в полку двухмесячный отпуск. И была у меня странная жизнь в Петербурге, Клавдий, похожая на сон. Встаешь с постели в третьем часу дня – потому что с бала вернулись поздно, а ночью жена молодая, сам понимаешь. Пока раскачаешься – кофию выпьешь, с женой поговоришь… Пока то-се, завтрак несут или обед – сам черт не разберет. А за окнами уже смеркается. Зима, как сейчас. Сидишь очумелый в шлафроке. А затем на ночь начинаешь бриться – вот как мы сейчас с тобой. Потому что снова на бал – жена обожает танцы. Или в оперу – кастратов итальянских слушать. Сначала, казалось, умом тронусь от таких парадизов – это после нашей-то полковой муштры. А потом привык. И даже понравилась мне праздность. И в полк я возвращался с неохотой, отвыкал от такой жизни с трудом.

– Офицеры в полку в карты по ночам режутся, – заметил Клавдий Мамонтов.

– Я не картежник, меня эта батюшкина страсть миновала. Я музыку люблю. Помнишь тот музыкальный вечер, с которого все и началось?

Клавдий Мамонтов, скребя подбородок опасной бритвой, кивнул. Шуберт… трио… Они играли его втроем – да как играли! И вот двое из игравших мертвы. А третья… Аликс под надзором в доме священника. Трио…

– Саша, я подумал сейчас – поручик Дроздовский под арестом, его возможный мотив нам ясен. Аликс… она здесь, и ее мотив ясен тоже. Но… может, мы с тобой что-то проглядели?

– Что? – спросил Пушкин-младший, ополоснув лицо.

– Может, есть кто-то еще во всей этой истории? Кто-то третий, кого мы до сих пор не видели? Вообще, что мы видели, что знаем? Что след кровавый на подоконнике мужского сапога. Что должна быть сабля, которой их убили, и мы ее не нашли. Следы к оврагу и кровь на снегу. Шкатулка с драгоценностями, что пропала и опять-таки не найдена. Украдена? И еще – криков никто не слышал, потому что убийца подгадал под фейерверк. И брошенные в сугробе тулуп и золотая маска.

– Еще у нас сидит под замком мерзавец конюх-соглядатай. Может, он и есть вор и убийца?

– Я не о нем, – Клавдий Мамонтов тоже смыл мыльную пену с лица и вытерся полотенцем. – Я сейчас, как и ты, тот вечер музыкальный вспомнил. Как мы слушали, как смотрели постановку. И после этого барон Корф… помнишь, что горничная нам сказала – лакей Макар уходил со двора в особняк на Солянке. Меланья считала, что он уходит к Аликс. И оно так и было. Однако… барон Корф… Что там Аликс нам крикнула насчет извращенных умов и сердец? Эти живые картины, как ты выразился, – утонченное варварство. При определенных склонностях подобное зрелище… Кто знает, какие наклонности у барона? Горничная твердит, что Меланья спешно увезла Макара из Москвы в имение. От соблазна. Нам сейчас кажется – это из-за Аликс, которая последовала за ними. Но, может, причина не только в ней? Но и в бароне, воспылавшем нездоровой страстью к красавцу в образе Вакха?