Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

Вилли Ригель протянул ей букет лилий. Она букет не взяла, но и дверь не захлопнула. Он шагнул через порог и сам закрыл дверь квартиры.

– Зачем ты пришел? Ты же меня сам выгнал в прошлый раз. Наорал на меня. А теперь сам явился, Вилли Ригель?

– Да. – Он бросил лилии ей под ноги и наступил на них, сминая, давя хрупкие бутоны, шагнул к ней.

– Я слышала, вы все раскрыли, всех поймали. Ну, гордись теперь.

– Твоя гордость против моей, Лизбет. Только нет у меня больше гордости. Ты все забрала. Ты меня всего забрала и гордость мою. – Он попытался ее обнять.

– Не трогай меня. Чего ты хочешь?

– Давай с чистого листа, Mein Diamant!

– Как это – с чистого листа? – она смотрела на него.

– Все, что было плохого – в костер, Побратим. И с чистого листа.

– Ты бредишь, Вилли Ригель.

– Да. – Он забрал ее руку в свою и сунул ее пальцы в рот, целуя и одновременно прикусывая. – Мы писали… мы читали… наши пальчики устали… Лизбет… mein liebe… жить без тебя не могу… дышать без тебя не могу.

Лиза отняла руку. В темных глазах ее зажглись искры. Она торжествовала. Какую победу она праздновала в тот момент? Над ним?

– С чистого листа не получится, Вилли Ригель.

– Тогда просто начнем все заново, Побратим.

– Нет.

– Нет?

– Это, наконец, невыносимо! – Лиза вырвала у него руку. – Ты все никак не можешь понять, Вилли Ригель. Все кончено. Думаешь, достаточно просто прийти и сказать – давай сначала? А что сначала? Ты разве изменишься, Вилли Ригель? Ты всегда будешь таким – вот таким…

– Каким, Побратим?

– А таким – несвободным. Что тебе прикажут, то и сделаешь. И не задумаешься, хорошо ли это, плохо ли. Что велят – то исполнишь. Приказ – и вперед, да? Ты несвободный, Вилли Ригель. И самое главное – ты никакой свободы для себя и не хочешь. Я сначала все понять пыталась – почему? Почему ты такой? А сейчас мне стало все равно.

– Все равно? – Он смотрел на нее.

– Да! Свобода – это самая ценная вещь на свете, Вилли Ригель. Не семья, не работа, не любовь, не дети. А это состояние ума и души. Для писателя… для того, кто вообще хоть чего-то хочет добиться в этом деле – непременное главное условие. Я это осознала, Вилли Ригель. Я не могу пожертвовать своей свободой. А если ты в принципе не желаешь стать свободным человеком, то… мы просто не можем быть вместе.

– Лиза, я тебя люблю.

– Прекрати повторять это! Я говорю с тобой о серьезных вещах. Я выбрала себе путь в жизни, Вилли Ригель. Я тебе предлагала его. Но ты просто не можешь на него вступить и идти рядом со мной. На моих условиях. А я не хочу твоих условий. Маленькие фрицы? – Лиза заглянула ему в глаза. – Да их все равно никогда бы не было! Я бы сделала аборт. Один. Второй. Потому что я их не хочу. Я не хочу детей. Они мне не нужны. Я хочу писать книги. Да, я хочу стать известной. Я хочу стать настоящим писателем, Вилли Ригель. Мне свобода потребна для этого, как воздух. Как кислород.

– Значит, ты со мной… – Он охрип даже. – Ты всерьез о нас никогда не думала, что ли? И детей не хотела… А свадьба…

– Это была целиком твоя идея. Я говорила тебе. А сейчас я повторю тебе на полном серьезе. Все. Ты понял? ВСЕ. Не надо больше мучить друг друга. Ты должен понять. Ты должен отступиться, Вилли Ригель. Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Не приходил. Не звонил по ночам, вздыхая в мобильник. Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни.

– Я тебе только для постели, что ли, был нужен?

– Считай, что да. – Лиза смотрела на него. Словно безумная, она сама не знала, что говорила!

– Ясно, – у него на лице резко обозначились скулы. – Хорошо. Я исчезну из твоей жизни. Обещаю тебе.

И вместо того, чтобы повернуть к двери, он шагнул к ней вплотную.

– Но сначала… давай в последний раз… хочу запомнить тебя…

– Не трогай меня!

Он поднял руки – открытые ладони.

– Гордость моя здесь, у твоих ног. – Он кивнул на пол, на смятые растоптанные лилии. – Я без гордости… mein Diamant… я так… В последний раз… и не увидишь меня больше никогда.

Она смотрела на него. Он дернул на себе рубашку, открывая грудь.

– Обещаешь, Вилли Ригель?

– Даю слово. – Он потянул пояс ее самурайского кимоно. Оно скользнуло на пол. А потом ударил кулаками в стену, прижимая ее к этой стене, и впился поцелуем ей в губы.

Выходит на охоту в поцелуях при свечах…

Nistet auf gebrohenen Herzen…

Вьет гнезда в разбитом сердце…

– Вилли…

– Побратим… Mein Diamant…

– Вальтер…

– Лизбет… лишь бы тебе было хорошо… лишь бы ты наслаждалась…

In die Augen starr sie die…

Она смотрит пристально тебе в глаза…

Околдовывает…

Ее взгляд поражает тебя насмерть…

Am Ende tut es Weh

В конце причиняя боль…

Amour… Amour…

Она сама обняла его за шею…

– Вальтер…

И он обнял ее, приподнимая, прижимая ее к себе, как единственную свою драгоценность…

Так они потом и замерли.

Надолго…

Но вот отпустили друг друга…

Он нагнулся, поднял с пола ее серое кимоно и укутал ее в него. Затем открыл входную дверь.

Лиза с порога квартиры смотрела, как он спускается вниз по лестнице.

– Вилли!

Он обернулся и… рванул вверх по лестнице к ней. Назад.

Десятки, сотни раз она, Лиза Оболенская, детективщица, писательница, потом вспоминала этот миг. Как он бросился к ней… Его глаза… его лицо в тот момент…

– Ну что, Вилли Ригель. – Она выпрямилась, собрав всю свою гордость в кулак. – Помни, что ты мне обещал. Держи свое слово.

– Клянусь честью.

И опять – его лицо в тот момент, когда он это произнес…

Вальтер…

Майор Вальтер Ригель сел в «Порше» и уехал от дома своей невесты, писательницы, адвоката Лизы Оболенской.

Доехал до частного гаража. И оставил «Порше» там в боксе. Написал Гектору записку, поблагодарил его сердечно.

До отдела полиции он шел пешком. Шел по родному Староказарменску, темному, освещенному фонарями.

Увидел в витрине свое отражение.

Немец… Порой он ощущал себя бесконечно одиноким в этой русской тусовке…

В отделе полиции царила сонная тишина. Бессменный дежурный Ухов смотрел футбол на планшете. Он окинул взглядом Вилли Ригеля – без куртки, рубашка на груди распахнута, пуговицы отлетели.

– Вилли, сынок, ты что такой?

– Ничего, Семеныч. – Вилли Ригель зашел в дежурку, осмотрел стены. – Ремонт надо делать весной. С нового года фонды будут в хозуправлении на краску и отделочные материалы. Заберешь накладные потом.

– До нового года еще далеко. Сделаем ремонт. Натюрлих! – Дежурный Ухов смотрел на него – Все хорошо, сынок?

– Все прекрасно. – Вилли Ригель улыбнулся, пригладил обеими руками свой растрепавшийся идеальный пробор.

Он зашел в свой кабинет. Включил свет. Огляделся. Достал из шкафа чистую рубашку. Снял ту, что была на нем – с оторванными пуговицами. Аккуратно свернул ее и сунул в мешок для белья. Переоделся в чистое. Проверил все ящики стола. Навел на столе идеальный порядок.