Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Сумма?

– Деловой подход. Вот это я люблю! Бумажки того стоят, конечно.

– Сколько хочешь, Аристарх?

– Два миллиона. Налом.

– Понятно. Когда? Где?

– Ты прямо вперед паровоза, полковник. – Аристарх Бояринов снова заржал с издевкой. – Завтра. В двенадцать. И не в отделе полицейском, естественно. У меня дела с утра, буду в городок возвращаться – на трассе одно место есть. Я тебе сейчас кину схему. Найти легко. Там развилка дороги. Ты привезешь деньги. Я бумаги. Совершим обмен. В лучших традициях нашей с тобой общей конторы, которая нас же и поимела.

Через две минуты на мобильный Гектора пришла схема места встречи.

Он смотрел на дисплей. На томик «Илиады».

Встал, подошел к металлическому шкафу в углу за тренажерами. Открыл его, набрав код.

В шкафу – оружейный склад. Пистолеты, автоматы, винтовки с оптическим прицелом. Он имел лицензию и разрешение на весь «сводный оркестр». Достал пистолет «Глок».

Но затем вернул его на место. И закрыл оружейный сейф.

Обойдемся без пальбы…

Штирлиц Иваныч в разведку готовился, насчет пальбы он и сам мастер на все руки… А потом еще возня с пулей, с гильзой…

На следующий день он приехал в ту самую рощу на развилку неподалеку от ресторана «Сказка» в Малаховке минута в минуту. Держал в руках туго набитую купюрами барсетку.

Аристарх Бояринов – Штирлиц Иваныч на встречу опоздал.

Гектор не знал, что за два часа до ночного звонка ему Аристарх позвонил прокурору Кабановой, рассказал ей о документах и тоже предложил их приобрести. И Кабанова сразу согласилась – в этом она не солгала Кате. Аристарх собрался отдать оригиналы именно ей – как и было уговорено с теми, чьим посредником он являлся, работая в этой афере за десять процентов. Он так же собрался отдать прокурорше и копию – она сама потребовала этого. Но Аристарх не желал подбирать лишь жалкие крохи в этом деле. Он просто сделал еще одну – вторую копию со всех документов. И решил уже от себя лично продать ее Гектору, который был кровно заинтересован, как представлялось Аристарху, в том, чтобы такая информация не утекла на сторону.

О последствиях Аристарх в тот момент не думал. Он просто желал получить не жалкие десять процентов от сделки, а свои собственные два миллиона. Он был уверен, что Гектор ему заплатит. Расхлебывать последствия сделки с двумя покупателями предстояло потом – так он считал. Можно просто уехать, бросить работу… исчезнуть на время, пока все не уляжется…

В рощу на встречу с Гектором он явился прямо из банка, где забрал для своих компаньонов деньги, оставленные там в ячейке прокурором Кабановой. Оформил там же в банке перевод «нала» на нужный счет. Аристарх следил за Кабановой от самого дома и видел, что она утром направилась прямо в банк, детально выполняя все условия, о которых они договорились накануне.

Увидев Гектора в зарослях, он помахал ему рукой.

– Где документы? – спросил Гектор.

– В машине. Я ее на шоссе оставил. Копия, сам понимаешь. Оригиналы в больших сейфах под большими замками. А деньги?

– Бери. – Гектор протянул ему барсетку.

Он видел – Аристарх смотрит на него с презрением. Видимо, прочтя в документах о его увечье, он перестал его воспринимать так, как раньше. Он больше не считал его ни авторитетным, ни крутым, ни опасным. Не мужик, а… Такие не представляют угрозы. Такие просто ничто… полные нули…

Аристарх забрал барсетку, открыл ее, проверяя, все его внимание переключилось на купюры и…

И в этот момент Гектор в прыжке без разворота подбросил свое тело вверх – почти демонстрируя шпагат, как это делают в тибетских монастырях боевых искусств. И ногой, носком ботинка ударил высокого Аристарха прямо в висок.

Тот без звука повалился, как сноп, на землю.

Гектор забрал барсетку, накрыл ею его висок. И наступил ногой, уже каблуком, нажимая, проламывая ему височную кость до конца.

Агония Штирлица Иваныча была недолгой.

Барсетку, на которой осталось ДНК, Гектор завернул аккуратно в два сорванных лопуха.

Надел прихваченные с собой резиновые перчатки. Забрал у покойного мобильный телефон и ключи от машины. Пошел к шоссе. Открыл иномарку. Взял из салона документы – просмотрел. Копии.

Он не знал, что как раз в этот самый миг прокурорша Кабанова у себя дома жадно изучает оригиналы документов.

Документы и завернутую барсетку он положил в багажник «Гелендвагена». Вернулся на место убийства и засунул ключи от его машины Аристарху в карман джинсов.

Глянул на труп.

На шоссе остановился у придорожной кофейни. Вскрыл мобильный телефон, уничтожил сим-карту, решив, что выбросит все по дороге. Снял резиновые перчатки, швырнул их в урну. Купил себе мятный капучино. Выпил залпом. Осмотрел себя – свой костюм. Поправил галстук. Забрал из аптечки антисептик, который всегда возил с собой по военной привычке. Достал из багажника барсетку, выбросил лопухи и тщательно обработал всю кожаную поверхность.

Вот так. Теперь никакой ДНК.

Он приехал в отдел полиции Староказарменска.

Он был снова самим собой.

В тот момент ему казалось, что он на верном пути. И колесница… та, с вороными конями из ада, который греки и троянцы в «Илиаде» звали Аидом, минует его… Что в его собственной Трое его, Гектора, больше уже не привяжут к колеснице за ноги и не поволокут в пыли среди острых камней…

Он увидел Катю в коридоре отдела.

После всего, что случилось… после ночи веселящего газа и этого утра, о котором она даже не подозревала, он должен был… обязан был объясниться с ней. Сказать, что он…

Догнал ее в коридоре. Положил руку ей на плечо. Прикосновение к ней… как удар током… На миг он даже задохнулся.

– На пару слов можно вас?

Она оглянулась…

– Нет, нет, так у нас с вами дело не пойдет, Катя…

Он чувствовал – если она сейчас оттолкнет его, он… сам запалит свою Трою со всех концов – гори все… полыхай, сгорай дотла в пепел, в дым…

Но Катя не оттолкнула его от себя.

Пусть и не из любви, а по доброте душевной…

Сидя сейчас в своем «Гелендвагене», паря, словно дух, среди морока и пузырьков веселящего газа, Гектор опять грезил о НЕЙ.

И о том, как они разговаривали тогда… И как Вилли зашел в кабинет, сообщив – в Люберцах труп…

Нет, сейчас он, Гектор, не просил у НИХ прощения за свой обман, свой поступок.

Доведись снова – он бы все повторил.

И ему сейчас казалось… и не газ пьянящий, выворачивающий наизнанку мозг, сердце, душу, был тому виной… ему казалось, что они оба – женщина, которую он любил больше жизни, и друг, которого он любил, как брата, знали… догадывались о том, что случилось там, в роще на развилке дороги.

И они не осуждали его. Не винили ни в чем.

Молча, тайно, без слов, они были заодно с ним.