Алексей Биргер - Ведьмин круг

Высик выстрелил. Звон разбитого стекла - и один из дер­жавших сумасшедшего упал. Второй выпустил руку недоумка - видно боялся тянуть его в одиночку. Тот заметался по дому, как раненый медведь. Позади него рухнула прогоревшая балка вспыхнул сноп искр. Пламя взметнулось сквозь крышу, высоко озаряя ночное небо.

Раздалось несколько выстрелов. Одна из пуль угодила в по­ленницу, вторая просвистела рядом с Высиком. Высик выстре­лил в ответ, но на этот раз ни в кого не попал.

Неподалеку ударил набат. Высик усмехнулся. Деревенские жители могли бы не сунуться на выстрелы - и даже на звонок в милицию долго раскачивались бы. Но загоревшийся дом - это опасность для всей деревни, поэтому тут они поспешат, и страх перед вооруженными людьми их не остановит. С такой толпой, которая сейчас соберется, бандитам не совладать. Да они и не рискнут стрелять по ней.

Бандиты и сами это поняли. Они уже уходили, пробираясь к оврагу, с другой от Высика стороны горящего дома. Но огонь ярко освещал перебегавших с места на место, а стрелком Вы­сик был превосходным. На фронте он на пари всаживал пулю в пулю, и теперь расстреливал отступающих расчетливо и хлад­нокровно. Те пытались отстреливаться, но без особого для Вы­сика вреда.

Перестрелка утихла, когда первые деревенские с ведрами были уже на подходе. Скольких он уложил и скольким удалось уйти, Высик точно оценить не мог. Он перевел дух.

Сумасшедший, слепым инстинктом найдя наконец выход, выпрыгнул из окна, вышибив стекло и переплет своим телом. Он остановился, растерянно озираясь. Весь в порезах, покры­тый гарью и копотью. У Высика было достаточно времени его разглядеть.

Нет, на Кривого он не был похож. И сложением покрупнее, и склад лица другой, и вообще... Но две яркие приметы - бель­мо и рябизна - сразу заслоняли все отличия, превращая его для пугливых или суеверных глаз в двойника.

Решившись на что-то, сумасшедший скорым шагом, пере­ходящим в бег, пустился к оврагу.

- Жди меня здесь! - бросил Высик Марии. - Лучше всего в баньке закройся. Я вернусь за тобой.

- А ты куда?

- У недоумка мысль простая: добраться до убежиша, к которому привычен и приучен. Петлять и вилять он не будет. И не будет следить, нет ли за ним погони. Значит, и меня приведет куда надо. Если не заблудится...

- Я с тобой!

- И не вздумай!

- Запретить ты мне не можешь. Я все равно пойду.

Высик только рукой махнул и поспешил вслед за сумасшед­шим . Устанет - сама отстанет, решил он.

Сумасшедший шел, периодически сворачивая в ту или дру­гую сторону, меняя направление, порой останавливаясь и слов­но принюхиваясь. Повторяет тот путь, которым его вели сюда, сообразил Высик. И, видно, повторяет абсолютно автоматичес­ки, чуть ли не шаг в шаг.

Они миновали перелесок, вышли в большое поле. Высик шел не таясь, лишь зорко посматривал по сторонам, не ше­вельнутся ли где кусты, не затаился ли где уцелевший и обес­силевший бандит, готовый в них выстрелить. Но все было спокойно.

Мария не отставала. Она шла ровным скорым шагом, и Высику не нравилась излишняя ровность ее шага, ему каза­лось, что она черпает силы скорее в нервной энергии, чем в физической. А если так, она может рухнуть в любой момент, и он будет вынужден ее оставить, потому что упускать недо­умка нельзя.

Сумасшедший опять стал забирать в сторону от проезжих дорог. Он провел своих преследователей через логовину, по­том мыском леса. Местность после мыска пошла неровная, ухабистая дорога иногда сужалась до тропинки, огибая ста­рый, поросший травой и кустарником глинистый карьер. По­том они вновь свернули влево, в лесное бездорожье, чтобы двинуться правей где-то через километр. Мелькнул просвет - лесная дорога проходила неподалеку. Потом открылась неболь­шая делянка, а после делянки они пересекли крутой, глухой, заросший овраг. Сумасшедший шел, не сбавляя темпа, не оглядываясь по сторонам. Преследователям оставалось толь­ко поспевать за ним.

По прикидкам Высика, они миновали стороной его район и сейчас забирали к райцентру, до которого пешим ходом полу­чалось, по этим же прикидкам, часа два.

Еще минут двадцать - и они увидели очередной глухой лог, а в нем - следы недавнего побоища. Брошенное оружие, трупы, валявшиеся здесь и там... Человек пятнадцать полегло, не мень­ше. Основная драма разыгралась около строеньица, напоминав­шего полуразвалившийся охотничий домик дореволюционных времен. Главный бой велся за него, и мертвых больше всего осталось возле его стен.

Мария с отчаянным воплем кинулась к одному из мертвых.

-Алеша!..

Ее крик еще не отзвенел в воздухе, когда недоумок оглянул­ся и тупо уставился на них. Высик, напрягшись, нащупал пистолет и наполовину вытащил его из кобуры.

Для Марии внешний мир перестал существовать - она при­пала к мертвецу, обхватив руками его голову.

Сумасшедший, немного поколебавшись, повернулся и вприпрыжку побежал прочь, по одному ему ведомому пути. Высик помчался за ним следом, успев заметить краем глаза, что Мария лежит, не меняя позы, и даже нельзя точно сказать, пла­чет она или ее горе слишком велико для слез, которые придут, когда отпустит первый спазм тоски и отчаяния.

Самые разные мысли проносились в голове Высика.

Мощная банда, думал он, и схватка со Свиридовым здорово ее обескровила. Даже если считать, что полегло поровну с каж­дой стороны... А ведь Свиридов, как обороняющийся, имел преимущество. Если бы эта банда заявилась в деревню в пол­ной силе, Высика и Марию ничто бы не спасло. Свиридов сыграл свою роль амортизатора удара, и тут Высик мог радо­ваться точности своих расчетов.

Но Мария... Это горе, эта страсть, прорвавшаяся наружу... Да, она любила этого стервеца. Высику стало страшно - так страш­но, как никогда в жизни, страшно задним числом, потому что он понял, какой опасности избежал. Это извечное бабье, которое было в Марии, перевешивало все выкладки и расчеты, для нее самой вроде бы убедительные - убедительные до тех пор, пока в глубине души не верилось, что смерть любимого человека со­всем рядом. Если бы это со всей остротой проникло в ее созна­ние, Высику несдобровать, она сорвала бы на нем отчаянье сво­ей страсти, не думая о последствиях, о том, что он - ее един­ственная защита и от убийц, и от лагерей, и от всего самого страш­ного. Высик понимал теперь, что он чудом не сделал ни одного неверного жеста, не допустил ни одной неверной интонации. Нечего и говорить о смысле его слов. По большому счету, все его слова пропадали втуне, она слушала их и не слышала, полная своим. Высик пришел к ней из мужского мира, взгляды и прави­ла этого мира он попытался протащить в ее женский мир, ис­пользовать применительно к ней - а для нее всего этого просто не существовало, было тем чуждым и посторонним, что, возмож­но, принимаешь умом, но душой не усваиваешь: все доводы ра­зума разлетаются вдребезги, едва поднимется иное из глубины естества. Эта слепая нерассуждающая сила - сила любви, сила продолжения рода или как хочешь ее назови, дикая и дикарская сила, управлению не поддающаяся, - смела бы Высика, как пы­линку, если бы он растревожил ее до времени.