Сергей Жоголь - Имитатор

С того самого дня, когда Птицын показал ей то письмо с угрозами, они с матерью не выходили из дома. Птицын обещал уладить все проблемы, однако сам постоянно пропадал на работе и ночевал через день. Соня понимала: случись что — они с матерью будут беззащитны. Она злилась на Птицына, но гордость не позволяла её просить его о помощи. Мать, после того как прочла письмо, обречённо улыбнулась Соне: «Этот человек не бросает слов на ветер. Если уж мне суждено умереть, то пусть так и будет, лишь бы он не тронул тебя». Услышав эти слова, Соня ещё раз про себя обругала Птицына и попыталась утешить мать, но та словно превратилась в живой труп. Она перестала есть, пролежала в кровати три дня, при этом почти не вставала. Соня носила матери еду в постель, но почти всё приходилось уносить обратно. Надежда Стрелкова угасала прямо на глазах. Соня проклинала отца, но, пожалуй, ещё сильнее проклинала Птицына. Он ведь её муж — почему же тогда он всё время где-то пропадает и ничего не делает?

Как-то Птицын принёс курицу, и Соня сварила бульон. Птицын взял тарелку и отнёс её жене. Соня не знала, как ему это удалось, но Птицын заставил мать есть. Когда он принёс на кухню пустую тарелку, то постарался улыбнуться Соне, но та решительно отвернулась.

— Уснула. Тебе тоже нужно поспать, — сказал Птицын. — Ты ведь просидела возле неё всю ночь. — Соня не ответила. — Понимаю, что ты сердишься, но поверь: я делаю что могу.

— И что же ты делаешь? — язвительно выкрикнула Соня. — Тебя целыми днями нет дома! Если мой папаша явится, нам ведь придётся защищать себя самим!

Соня увидела, как сжались его кулаки, он схватился за виски, что-то пробубнил себе под нос и пошёл одеваться.

— Я же сказал, что вам ничто не грозит. Очень жаль, что ты мне не веришь.

Через минуту он вышел, хлопнув дверью. Соня подошла к окну и распахнула его. С улицы доносилась музыка.

Перед подъездом, где обычно на лавочке судачили пожилые соседки, не было никого. В песочнице тоже было пусто. Только голуби важно расхаживали между луж да лохматая дворняга свернулась клубком возле прикрытого фанерой канализационного люка. Ветер колыхал развешанное на верёвках бельё, у песочницы стояла забытая кем-то деревянная лошадка-качалка.

Гармошка играла где-то совсем рядом. Соня распахнула окно, прислушалась. Через арку соседнего дома доносился тоненький мальчишеский голосок. Поёт явно кто-то пришлый — всех местных «музыкантов и певцов» Соня знала.

Обычно во дворе по вечерам одноногий сосед дядя

Гриша тенчал на балалайке и пел матерные частушки вперемешку со старинными романсами. Тётка Марья из второго подъезда тоже любила подрать горло, когда на неё, как она говорила, нахлынет. Эта пела хриплым пропитым голосом без всякого аккомпанемента про неразделённую любовь и горькую женскую судьбинушку. Остальные жители двора пели от случая к случаю, а сегодня же в их район, похоже, занесло какого-то нового. Соня обернулась и посмотрела на мать — та безмятежно спала.

Соня задумалась. Если она выйдет из дома на полчасика, пожалуй, ничего страшного не случится. Кто такой Птицын? Он ей ведь и не отец вовсе. Подумав об этом, Соня тут же вспомнила о своём настоящем отце и о его угрозах. Ей стало совестно: а вдруг именно сегодня её папаша попытается исполнить своё обещание? Она снова посмотрела на спящую мать. Лицо женщины казалось таким безмятежным. Соня схватила с полки платок, накинула его на голову, подхватила пальто и, сунув ноги в сапожки, выбежала из квартиры. Она заперла дверь снаружи на два оборота, сбежала по лестнице и поспешила в соседний двор. Здесь, возле сваленного в кучу битого кирпича и поваленного ветром ещё по весне старого тополя, собралась целая толпа.

Женщины и мужчины, в основном старики, стояли или сидели на принесённых с собою скамеечках, несколько мальчишек взобрались на поваленное дерево, чтобы лучше видеть; сам музыкант сидел на перевёрнутом ящике из-под водки и жалостливо вытягивал очередную задушевную песню. Это был кучерявый и темноволосый паренёк лет двенадцати, кареглазый и смуглый. «Цыганёнок», — тут же решила Соня. На мальчике были заломленный на затылок треух, замызганное пальтецо и огромные, перепачканные засохшей грязью ботинки. Голосок у цыганёнка был удивительно тоненьким, но чистым и громким. Мальчик пел про свою босяцкую жизнь, про лагеря и про прочую воровскую романтику. Спел про журавлей, потом про влюблённого в зечку вертухая и что-то там ещё. Так она простояла не меньше часа. Детишки слушали песни молча, старики качали головами, а женщины украдкой стирали со щёк набежавшие слёзы. В глиняной миске, стоявшей у ног маленького певца, скопилось уже достаточно монет, кто-то бросил и несколько бумажных денежек. Мальчик всем подававшим кланялся, в перерывах между песнями крестился и желал слушателям долгих лет и здоровья. Соня тоже подошла и бросила в миску пригоршню мелочи.

— Что, Сонька, нравятся тебе такие песняки? Денежку, гляжу, этому чумазому дала. — Соня обернулась и узнала говорившего. Это был пожилой мужик из их дома, которого все за глаза называли Петька Ручеёк. — А вот мент, с которым мамка твоя спуталась, этого пацанчика, пожалуй, за эти песни за уши бы оттаскал!

— С чего бы это? — спросила Соня.

— Как это с чего? Он же у нас мент, к тому же ещё и коммунист — ему, небось, песни про Родину и про товарища Сталина подавай! А тут цыган малой блатняки под гармошку шпарит. Всяко вашему менту это не по душе придётся. Только он, похоже, опять на работу свинтил. Бандюганов ловит, а вас с мамкой бросил.

Соня насторожилась.

Птицын рассказывал, что Петька Ручеёк отсидел пару лет за квартирную кражу и потом был амнистирован. В лагере ему отбили почки, и теперь этот бедолага страдал энурезом, из-за которого и получил столь позорное прозвище. Обычно Соня старалась не общаться с подобными типами, но сегодня не смогла смолчать:

— А это не его дело, какую я музыку люблю, и уж тем более не ваше! А вы чего это вдруг Птицыным интересуетесь? Или попросил кто?

— Что попросил? — не понял Петька Ручеёк.

— Что-что? Узнать, дома ли Птицын или нет.

Петька хмыкнул:

— Да больно мне он нужон, твой Птицын!

В это время цыганёнок замолчал, поднялся, подошёл ближе и снял свой треух.

— Спасибо тебе, девица, спасибо тебе, красавица! — Мальчишка хитро прищурился. — Монетку бедолаге не пожалела. Коль так — проси чего хочешь, всё исполню.

— Ты что же у нас — рыбка золотая… или колдун-чародей, чтоб любые мои желания исполнять? — спросила Соня.

Цыганёнок рассмеялся:

— Так я ж не про всё говорю, я ж про песни. Какую тебе песню спеть? Если слыхал хоть раз, так и для тебя исполню.