Дмитрий Гавриленко - Азарт [СИ]

Рябинкин дал в популярной местной газете объявление: «Внимание, профессионалы и любители! Фонд виртуальной культуры проводит для всемирной паутины конкурс фотографий на тему «Нынешний июль на нашей реке». Материалы высылать по электронной почте (адрес его ящика). Единственное условие: указывать дату снимка. Недатированные фотографии рассматриваться не будут». Затем он распространил это же объявление в интернете и стал ждать.

Каких только не приходило снимков! Тут и купание, и рыбалка, и плавание на катере, и даже секс в воде. Ефим все внимательно просмотрел. Копошился он не напрасно. Ирина Борисовна ещё пребывала в больнице, зима не сказала ни одного ледяного звука. Назначила детективу встречу в то же самое время, в том же саду.

Дама по-прежнему смотрелась очаровашкой, хотя и более бледной, чем в прошлый раз. Рябинкину жалко было её, но что он мог поделать? Не наводить же тень на плетень.

— Серёжу утопила воспитательница, бывшая невеста вашего мужа. Он когда-то предательски оставил её, беременную. И вот — результат. Она отомстила ему, а получается, что и вам как сопернице.

Опустила голову, длинные волосы полностью скрыли лицо.

— Я предчувствовала это, — прошептала. — Но как она смела, подлая!

— А вот как, — сыщик показал на экране сотового фотографию.

Яркий солнечный день. Красавица в бикини. На другом берегу женщина призывно машет рукой. Мальчишка бросается в водоворот.

Плечи Ирины Борисовны сотряслись от рыданий.

Утром к Рябинкину явился новоиспечённый полицейский. Он успешно прошёл переаттестацию, но выглядел удручающе. Не так давно вместе вкалывали и хорошо знали друг друга. Сели к столу на кухне, сыщик мигом соорудил выпивку и закуску. Гость отказался от угощения, лишь попросил разрешения закурить.

— Кури, форточка открыта. Почему не в своей тарелке?

— Не в своей, ты прав.

Полицейский глубоко затянулся, выпустив из ноздрей облако сигаретного дыма.

— Помощь твоя нужна, Ефим. Прогорел я. Вышвырнут из органов с треском.

— После переаттестации-то?

— Представь. То, что со мной стряслось, — позорище на всю Европу. Товарищей подведу, посмешищем сделаю.

Детектив привык к нештатным ситуациям, однако почувствовал, что тут стряслось нечто прущее из ряда вон.

— Рассказывай.

— Прихожу вчера после работы домой, жены и дочки ещё нет. Дай, думаю, пока тихо в квартире, смажу пистолет. Ты знаешь, он порой единственная надежда. Надо, чтоб работал как часы. Чтоб даже теоретически патрон не мог попасть вперекос. Тут в новостях сообщают: гаишный пост какое-то отребье из автоматов расстреляло. Тонированное стекло в «мерсе» опустили и прошили двух инспекторов очередями. В общем, не стал умываться, есть, пить — сразу за кобуру. Открываю, и что ты думаешь? Вместо пистолета — пол-листа газеты, а в нём камень. Моё состояние после этого — прах.

— Представляю, — откликнулся Рябинкин.

Гость поднёс зажигалку к погасшей сигарете.

— Я жене и дочке об этом ни гу-гу, дождался утра — и сразу к тебе.

Задымил, вытащил из кармана камень, положил на стол перед сыщиком. Обыкновенный круглый булыжник, оружие пролетариата. Небольшой по размеру, вполне соответствующий весу оружия.

— А газету ты не похерил?

— Нет.

Тут же был извлечён аккуратно сложенный клок бумаги, испещрённой буквами.

— Когда ты видел пистолет последний раз?

Полицейский, выпустив тёмно-синий клуб дыма, погасил окурок в пепельнице. Лицо его покраснело от волнения.

— Позавчера нас швырнули на демонстрацию. Накануне я проверил: табельное оружие на месте.

— Свалка была?

— Да не особо. Оттеснили с площади и приказали разойтись.

— Соприкасались с ними?

— Соприкасались. Гомики с одной стороны; те, кто против, — с другой. Мы между ручьём и рекой.

— Табельный номер у тебя сохранился?

— А как же?

Сыщик занёс в мобильник табельный номер его пистолета.

— Слушай, а не могла твоя дочка напроказить?

— Нет. Она только седьмой класс закончила.

— Да в седьмом порой на головах ходят, курят и пиво пьют наравне с мальчишками. Может, приятель попросил взять у отца на время.

— Какой там приятель? Она лишь уроками занимается, студию молодёжного театра посещает.

— Вот-вот, студию. Вдруг там для какой-нибудь роли пистолет понадобился?

— Она обязательно спросит, прежде чем взять. Знает, что такое оружие для меня.

На всякий случай детектив записал адрес школы и студии.

— Не могли коллеги подшутить?

— Какие шутки? У нас нет хохмачей — корпоративная солидарность. Все за одного.

— Ну, знаешь, — тёмная ночь. Не вижу ни тени, ни просвета. Сегодня ты сможешь как ни в чём не бывало с пустой кобурой на работе пробыть?

— Смогу.

— Я готов помогать бесплатно, похититель же может потребовать вознаграждение. Сколько ты в состоянии заплатить?

— Семь тысяч — это максимум. Если больше бабла потребуется, попробую занять.

— Не вешай нос. Может, твой томагавк найдётся.

Приятель с таким напутствием ушёл, а Ефим проветрил кухню, опорожнил в одиночестве стопарик с водкой и, не закусывая, завалился на диван размышлять. Он не прочь проигнорировать ёрническую версию с причастностью коллег, зато дочка-семиклассница могла что угодно отчубучить. Если не дружок-приятель подбил, то начинающий актёр из неформального объединения. Вот школа у неё с английским уклоном, там шалости вряд ли возможны. И охрана серьёзная: со сказкой о журналистском задании вряд ли удастся проникнуть на школьную территорию. Театральная студия может принести ощутимую пользу в плане расследования. С неё и следует начинать. Рябинкин позвонил директору и без проблем договорился о встрече.

Студия располагалась на окраине в полуподвале девятиэтажки. Рябинкин ожидал узреть богемный бардак, но поразился ещё в коридоре идеальной чистоте. На стене висели в ажурных рамочках под стеклом копии учредительных документов, стенды с фотографиями из спектаклей. Общий заголовок красными буквами гласил: «Школа актёрского мастерства». Директор, девушка лет двадцати восьми, пригласила его в кабинет. Стол, на нём монитор с большим экраном, сотовый телефон. Широкий шкаф с книгами. Корешки их блестели позолоченными буквами. Хозяйка села за стол, детектив разместился в тонком кресле напротив.

— У вас занимаются одни школьники?

— В основном, да. Причем девятиклассники и одиннадцатиклассники к нам не идут, у них экзамены. Больше всего ребят из среднего звена.

— Из школ с углублённым английским есть?

— Немного. У них свои сложные программы, да ещё наша. Не всякому под силу.

— На языке Шекспира не пробовали поставить спектакль?

— Куда там! — улыбнулась директор. — Сначала теория, сценки небольшие прикладного характера. Всё, что для школ надо к праздникам. Встречи организуем с профессионалами. В последний год обучения у нас выпускники ставят спектакль. Это своего рода дипломная работа.