Дмитрий Гавриленко - Над солнцем яркокрылым. Венки сонетов

Воскресшие мгновенья бытия
Приблизились, и время их – настало.
Не будет мне ни жизни, ни житья,
Когда на жизнь пожалуюсь устало.

Когда скажу, что впереди – стена,
А за стеной – пространство из бетона.
Хоть вылези из кожи, но должна
Пробиться речь из вечного затона.

Сквозь прах и страх решительность моя
Решительна, как риск проводника, —
Вот главное среди других мгновений.

Шипя, ползёт из пояса змея,
И цель её – прервать наверняка
Четырнадцать печальных откровений.

Четырнадцать печальных откровений —
Не много ли печали над землёй,
Проснувшейся, веселой и весенней,
Пропахшей и духами, и смолой?

Я против умолчанья о грядущем,
Я против светлых сказок о былом.
Родители под чернобыльским душем
Махнули, словно ангельским, крылом.

Как тень, лежу; как пень, не понимаю
Что надо мной не ветер, а беда,
Тяжёлая, чугунного литья.

Подарок скорбный к Пасхе, к Первомаю
На судные и трудные года
В момент от пробужденья до бритья.

В момент от пробужденья до бритья
В себе и то не сможешь разобраться,
Не отличишь восторга от нытья.
Отца в дому от собственного братца.

И в небе, и в окне – полурассвет,
Вот-вот он запоёт и нечисть сгинет,
Нескромным жестом передав привет
Той женщине, что выглядит богиней

Косой-косой, а за людьми следит,
Как фарой, освещая каждый миг
Без приглашений и благословений.

А рядом с нею лишь крутой бандит —
Больной реактор, что весну настиг.
Поднял до неба пыль гигантский веник.

Поднял до неба пыль гигантский веник,
Замёл родные души ни за грош,
И в длинной череде исчезновений,
Хоть плачь, ты ничего не разберёшь.

Невидимые бойкие частицы,
Как пули, вдруг увидевшие цель, —
Всех тех, кто перед Пасхою постится
И не постится, – взяли на прицел.

Теперь и при желанье не забуду,
Как видел всё и оставался слеп
В напасти, что летела напролом.

Мать расставляет чистую посуду,
На полотенце водружает хлеб;
Родители за праздничным столом.

Родители за праздничным столом,
Горит перед иконою лампада,
И в комнате торжественно-светло,
И за окном – как в пору листопада.

Христос воскрес? Воистину воскрес!
Яйцом крутым скатилось воскресенье,
И засияло царственно окрест,
И стало красным людям во спасенье.

Родители – друг друга обнимать.
Весь мир боготворя, растёт заря
В огромное яйцо из красной пыли.

Святыми кажутся отец и мать,
И три перста – как три богатыря.
А бывший мирный атом чернобылит…

А бывший мирный атом чернобылит,
Ему святыни наши нипочём,
И норов необъезженной кобылы
В готовности быть быстрым палачом.

И микромир, и в нём аплодисменты
Беззвучные, ну а слышны везде.
Эксперименты – это экскременты,
В тяжёлой затонувшие воде.

Не щит нам аварийная защита,
Трещит реактор, в небе столб огня,
Горит графит – пылает окоём.

И с той поры в единый блик отлита
Аварии кромешной беготня,
И Пасха, и весна в саду моём.

И Пасха, и весна в саду моём
В селе невинном, скромном и красивом,
Не праздновали весело вдвоём,
Не восхищались древним-древним дивом.

Не целовались. Ведомое им
Для остальных окутано покровом.
Мы на пиру, спокойные, сидим,
А что летит над нашим тихим кровом?

Шумит ли огнедышащий дракон?
Раскрыл свои двенадцать пастей змей?
Чудовища все небо закупили?

Едим и пьём, и веку испокон
Те, кто пьянее водки и трезвей,
Не расцвели, а просто жили-были.

Не расцвели, а просто жили-были
В любимой мною с детских лет избе,
О прошлом ничего не позабыли,
О будущей не ведали судьбе.

Какие силы и какие стили!
Какое буйство крови на заре!
Родили, и крестили, и растили
Село когда-то при монастыре.

Вокруг раскол, разруха-завируха…
Коварные, они со всех сторон
Вели на монастырь за ратью рать

И прятались трусливо друг за друга,
Услышав, чем народ вооружён.
Как нелегко всё это вспоминать!

Как нелегко всё это вспоминать!
Звон кос, и топоров, и звук молитвы
Оставили на местности печать
Жестокой и незавершенной битвы.

И жили много лет лицом к лицу
Раскольники, противники раскола.
У каждого по своему крыльцу,
Но лишь один учитель, как и школа.

Везде Отец, и Сын, и Дух Святой,
И мать везде – о ней не забывать! —
Она одна покой в сердца приносит,

Всегда своей Пречистой простотой
Благословляя пищу и кровать,
Красавицу просторов русских – осень.

Красавицу просторов русских – осень,
Беспомощную, видел я в окне.
Дарила ослепительная просинь
Остатки радиации стране.