Моника Кристенсен - Угольная крошка

Анна Лиза положила кипу бумаг обратно в стопку непросмотренной почты, но задела ее, так что та рассыпалась по полу. Она наклонилась раздосадованно, чтобы поднять документы, и застыла с пачкой писем в руках. Прочитала приклеенный поверх стикер, подписанный рукой Андреассена. «Вероятно, просто ерунда, проделки какого-то приколиста, – сообщал он. – Ничего конкретного. Слишком мало зацепок. Я ничего не буду с этим делать, пока не услышу ваше мнение. Как видите, конверты без штемпелей, то есть их просто оставили в приемной. Но секретарь не помнит, чтобы получала их».

Конверты были скреплены с письмами. Они лежали сверху и частично скрывали написанное на первом листе. Хотя текста явно было не много. Она убрала конверты. «Шрифт Times Roman, 12-й кегль», – отметила она на автомате. И одно-единственное предложение. Посреди листа. «Кое-кто должен умереть».

Всего семь листов. На последнем листе, лежавшем в самом низу, текст изменился. Но обыденный шрифт и расположение остались теми же. «Кое-кто умрет».

Прошли недели с тех пор, как Фрёйдис Хансейд приехала на Шпицберген, и жизнь ее совершенно изменилась, но совсем не так, как она себе представляла. Она часто ощущала едва уловимый аромат духов от снегоходного комбинезона и черной куртки мужа, висевших в прихожей. Ее мужа, полицейского.

– Чем ты занимаешься, когда сидишь дома одна? – спрашивал он иногда с ноткой заботы в голосе. – Неужели нельзя придумать себе какое-нибудь занятие, чтобы убить время? Хобби. Что-нибудь полезное.

К счастью, Трулте Хансен, пожилая вдова, что жила неподалеку от них, пригласила Фрёйдис поучаствовать волонтером в организации Праздника солнца. Теперь она могла отвечать Эрику, что занята этим.

Фрёйдис ожидала, что Тур Бергерюд позвонит после той субботы в начале января. Но, может, он боялся, что трубку поднимет Эрик? Она придумывала различные способы пересечься с ним как бы случайно. Поначалу она заглядывала в кафе «Горняк» всякий раз, когда ходила за покупками в супермаркет. Но день за днем она сидела за столиком одна. Дамочки за большим круглым столом в глубине зала смотрели на нее с сочувствием и нередко подходили поболтать. В конце концов ей стало невыносимо неловко вот так сидеть, вращая чашку на блюдце и уставившись на входную дверь. К тому же это могло вызвать ненужные домыслы. Так что в кафе она ходить перестала.

Чета Бергерюд жила неподалеку от них. Несколько раз в день она проходила мимо их квартиры, делая небольшой крюк по пути в центр. Предлогом, если бы таковой понадобился, служило отсутствие машины, на которой ездил муж. Поначалу она торопливо проходила мимо их дома, но постепенно стала замедлять шаг и всматриваться в освещенные окна. Как это обычно бывает, Тур Бергерюд не осознавал, насколько хорошо его было видно с улицы. Иногда она останавливалась в тени огромного сугроба и смотрела на него так долго, что совсем переставала чувствовать свои замерзшие ноги. И только боязнь быть обнаруженной заставляла ее сдвинуться с места.

Эрик Хансейд и в эту пятницу не вернулся домой по окончании рабочего дня. Как обычно, за покупками отправилась она. Разумеется, у нее же никакой работы не было. Даже еще не зайдя в дом, она поняла, что его там нет. Все дело было в тишине или, возможно, в темноте гостиной, которую она видела сквозь приоткрытую дверь. К тому же на полу не видно было следов снегоходных ботинок в лужицах подтаявшего снега, из кухни не пахло горячим кофе и не доносилось звуков радио или ТВ.

Она опустила на пол пакеты с покупками и наклонилась расшнуровать зимние сапоги. Затем сняла и повесила на крючок пуховик. Почему он до сих пор не дома? Щеки ее вспыхнули от внезапного приступа гнева. К собственному ужасу, она выхватила из пакета упаковку яиц и швырнула ее о стену.

Он позвонил из администрации и сказал, что всплыло кое-какое дело: ерунда, в общем-то, но так как работать некому… Она ответила мягким будничным тоном, что он не должен постоянно брать на себя чужую работу, что ему того и гляди сядут на шею. Но когда она через пару минут вспомнила еще кое о чем, что забыла спросить, о чем-то совершенно банальном, и позвонила в администрацию, к телефону никто не подошел.

И в этом не было ничего странного. Ведь он давно укатил с Шэринги и занимался уже совсем не полицейскими отчетами. Ему позвонила Лина Бергерюд и предложила встретиться, чтобы прояснить возникшие недоразумения. Она подозревала, что муж что-то затевает, и хотела перестраховаться.

Когда Эрик несколькими часами позже вернулся домой, Фрёйдис уже стерла со стены следы разбитых яиц, и тарелка с его остывшим ужином стояла у микроволновки. Сама она, как ни в чем не бывало, сидела в кресле у окна в гостиной. Он начал было вздыхать по поводу переработок, но старался напрасно. Она улыбнулась ему странной, едва уловимой улыбкой и ответила неожиданно резко, что он взрослый человек и должен сам решать такие вопросы. Он вздрогнул, услышав ее голос. Неужели она что-то заподозрила? Но в дальнем углу комнаты, где она сидела и смотрела на город, было темно, и он не мог разглядеть ее лица.

Пятница 26 января 18.00

В следующую пятницу Эрик Хансейд вернулся с работы рано и предложил поужинать в шикарном ресторане при Доме культуры. Она нарядилась, предвкушая новое место и новые впечатления. Но когда они приехали туда, она поняла причину настойчивости мужа. Лина Бергерюд праздновала там день своего рождения. Ей исполнилось тридцать, и компания гостей в глубине зала шумела, уже успев подналечь на шампанское. Эрик пошел поздравлять именинницу, а Фрёйдис осталась стоять в одиночестве посреди зала.

Тур Бергерюд сидел спиной и ее не видел. Он не обернулся, и когда Эрик подошел к их столику. Но чуть позже по пути в гардероб он вынужден был пройти мимо столика рядом с выходом и не мог не поздороваться с ней.

– Привет, Фрёйдис. Давно не виделись, слишком давно…

И он подмигнул ей с дурашливо-заговорческим видом. Как будто намекал на только им двоим известную тайну. Ей хотелось расплакаться, но она улыбнулась и, отбросив гордость, крикнула ему вслед:

– Позвони мне. Приятно будет снова повидаться. Ты только предупреди.

Лина Бергерюд за праздничным столом следила за их беседой, недобро сощурив глаза. И когда Тур Бергерюд вернулся, дыша сигаретным дымом и винными парами, она наклонилась к нему через стол, откинув за спину свои длинные светлые волосы.

Вечер тянулся бесконечно. Фрёйдис подолгу сидела одна. Еда, заказанная Эриком, остыла, но она не стала звать его за стол. Она выпила в одиночку почти целую бутылку вина. И когда десерт был съеден, не оставалось ничего другого, как отправиться домой. В гардеробе возникла давка. Все разом собрались уйти. Она стояла и балансировала на одной ноге, пытаясь натянуть на вторую сапог. Куртка Тура Бергерюда висела прямо у нее за спиной, и она потеряла равновесие именно в тот момент, когда он внезапно оказался рядом.