Моника Кристенсен - Угольная крошка

Он лежал головой на камнях и с наслаждением воображал, будто он лежит на кровати в комнате на двоих барака номер сто семь. Если напрячься, можно услышать, как на соседней койке храпит его товарищ. Но тут ему вспомнилось, что товарищ уже много лет лежит в покинутой выработке Третьей шахты под многотонной грудой камней. Он лежал неподвижно с открытыми глазами и горевал. Как хорошо было быть молодым и сильным – по другую сторону от обвала.

Фонарь потух. Он понял это, когда непроизвольным движением задел коленом острый камень. Тьма вокруг была реальной, липкой и зловещей. Наверное, лучше всего было вернуться ползком ко входу в старую шахту, где он припрятал несколько карбидных ламп.

Но он уже так далеко забрался. Полз много часов. Теперь жаль идти на попятную. Почему бы не продвинуться еще немного. А вот налобный фонарь лучше приберечь на крайний случай. В такой тесноте зажигать его смысла нет. Что еще он может увидеть, кроме того, что и так чувствует всем телом? Казалось, гора изворачивается, хватает его за одежду и держит так крепко, что трудно дышать.

Каска стукнулась о камень прямо у него на пути. Время поворачивать назад. Но он решил подналечь напоследок и уперся в камень. Толкнул его из последних сил. И тот вдруг поддался. Он скатился вниз по груде камней. Перепад высот был не больше метра. Но он все же ударился. Острая боль охватила часть груди.

Пространство по другую сторону осыпи оказалось повыше низкого тоннеля, откуда он скатился. Но высота свода все же была невелика, не больше полутора метров. Тут он наконец-то зажег налобный фонарь. Желтый свет озарил грубо выдолбленные стены, без опор или какой-либо другой крепи. Но по потолку вился провод, на котором болтались небольшие жестяные таблички с цифрами и буквами. Он улыбнулся, потому что понял, куда попал.

Путь из глубины выработки к началу главной штольни занял всего несколько минут не очень быстрого шага. У тринадцатого штрека стояла огромная бурильная установка, неподвижно, с замершими барабанами. В шахте не было слышно никаких звуков, кроме звуков самой горы.

Так быть не должно, подумал он, когда, вжав голову в плечи, пробирался мимо машины. Оставив позади двенадцатый штрек, он зашел в квершлаг и попал на неукрепленный участок. Под ногами захрустели гравий и угольная крошка.

Снова стало так низко, что пришлось согнуться в три погибели. Из темноты далеко впереди доносилось журчание воды, сочившейся по стене. Это здесь в шахту из горы в слишком больших объемах выходил метан. Свежий воздух не проникал так глубоко. Малейшая искра могла воспламенить взрывоопасный газ. В этом месте он обнаружил трещину, самую большую из когда-либо виденных, до сорока – пятидесяти сантиметров в поперечнике, прямо в горной породе. Ему стало интересно, выходит ли она куда-нибудь или просто в какой-то момент смыкается, но он не хотел выяснять это сегодня. Довольно и того, что он наконец-то нашел проход из старой надземной постройки в Седьмую шахту.

Карта всех выработок – и старых, и новых – хранилась у него в голове. Он знал, что приближается к старой бытовке. Но тут он вдруг застыл на месте. Кажется, в старой хибаре горит свет? Уже заранее досадуя до дрожи в коленях, что никого не увидит внутри, он прижал глаз к щели в дощатой стене. И увидел на столе почти догоревшую свечу. На лавке, ближней к стене тоннеля, лежал небольшой тряпичный сверток. Ему почудилось или он и в правду видел какое-то движение?

Одновременно послышался неясный шум. На этот раз из горы. Шелест, как от фольги. А следом – ритмичное потрескивание. Он замер, затем подался вперед. Приблизился к выработке с обратной стороны бытовки, в направлении Седьмой шахты. От страха зрение его обострилось. Он увидел, как тоненькие трещины на стенах паутиной разбегались в глубь тоннеля. Свод мог обрушиться в любую секунду.

Суббота 24 февраля 17.00

– Юнас? Что сейчас планируешь делать? – Ян Мелум сидел на краю переговорного стола и беспокойно качал ногой. Наступил вечер субботы, а значит, он провел на Шпицбергене уже чуть больше суток. – Хочешь, я подведу предварительные итоги расследования? Это быстро. Время чертовски поджимает. Элла Ульсен по-прежнему сидит где-то одна, в темноте и холоде.

Люнд Хаген составлял какой-то список на листе бумаги и даже не поднял головы. Он выглядел усталым. Мелум бросил нетерпеливый взгляд на шефа.

– Комментариев не будет? Тогда я продолжу. Вот, что мы имеем на данный момент. Кнут возвращается из шахты. Он нашел часы, но так и не нашел девочку. Эрик Хансейд сидит в своем кабинете, бледный, как полотно. Завел со мной разговор о жене и ситуации в семье. Как ты наверняка сам догадался, я сразу же поспешил смыться.

Он снова взглянул на Люнда Хагена, который по-прежнему не отрывался от своего занятия.

– Губернатор Исаксен совсем расклеилась и тайком восстанавливает фасад в кабинете офис-менеджера перед интервью телевизионщикам. Добралась до помады. Доходяга-телетехник ползает по ее кабинету и налаживает прямую трансляцию. Том Андреассен – единственный, кто делает хоть что-то полезное: он ищет Пера Лейквика, третьего бесследно испарившегося человека в Лонгиере.

– Ты несправедлив по отношению к себе, – поднял глаза Люнд Хаген. – От тебя тоже есть толк. Сидишь тут и отчитываешь меня.

– Но, Юнас, черт побери. Мы должны что-то делать… – Мелум встал и подошел к окну. – Том говорит, что весь город в курсе происходящего. Всем известно про безуспешные поиски Эллы в Седьмой шахте, про смерть Ульсена… Что если это все-таки Лейквик ее похитил? Что если он перепугался всей этой шумихи и сделал что-то в панике? – Он обернулся и посмотрел на шефа КРИПОСа. – И что насчет ледоруба? Не кажется ли тебе странным, что он числится на балансе губернатора?

Наконец Люнд Хаген отозвался:

– Его наверняка украли. Отто говорит, на нем есть несколько отпечатков. Но смазанных. Да и с чем их сравнивать? Мы же не можем колесить по Лонгиеру и снимать пальчики со всех жителей?

Дверь открылась и в переговорную вошел Кнут. Его лицо и одежда были перемазаны угольной пылью.

– Ее там не было.

– Да, мне уже сообщили, – кивнул Люнд Хаген. – Еще что-нибудь нашли? Могла ли она быть там раньше?

– Сложно сказать. Я заехал к жене Стейнара показать часы. Говорит, его.

Воцарилась тишина. Кнут стоял посреди комнаты, поглаживая челку. Глаза поблескивали за стеклами очков.

– Послушайте, я тут подумал…

– Самое время. – Люнд Хаген снова принялся писать.

– Не мог ли он спрятать ее в другом месте шахты? Мне кажется, я припоминаю… Где запись допроса Беккена? Знаю, что это звучит немного безумно, но у меня есть чувство, что она была там. В бытовке. Пол был усеян обертками от сладостей.