Моника Кристенсен - Голландская могила

Хаген вновь отвернулся к доске и написал: «Установить личность убитого».

– Можем ли мы считать, что убийца спрятал голову в гроб, чтобы невозможно было установить личность убитого? Насколько я могу судить, это наиболее очевидный мотив.

– Вовсе необязательно, – возразил Карлсен, – тогда убийца и про руки не забыл бы. Или ты полагаешь, что он расчленил тело и спрятал его в разных местах? Ты представь, сколько крови было бы – мы бы тогда непременно обнаружили следы.

– Но мы же не уверены, что голову отрезали сразу после убийства, – вмешался инспектор Андреассен, – тело могли сперва заморозить.

Люнд Хаген выглядел озадаченным.

– Не вижу другой причины прятать голову в гроб, кроме как для того, чтобы скрыть личность убитого. А зачем ещё? И если это так, то остальные части тела, вероятнее всего, спрятаны в разных местах.

– Есть ещё одна маленькая деталь, о которой не стоит забывать, – сказал Карлсен, – я никакой связи не вижу, но старый-то череп куда делся?

Он просмотрел записи, сделанные ими на месте преступления до тумана, и передал коллегам рисунок местности.

– Как видите, участок небольшой, но всё же работы там хватает. Поэтому вот что мы сделали: мы поделили территорию на три участка – собственно захоронения, берег и домик с радиомаяком. Мы очень тщательно – насколько позволяло оборудование – осмотрели гроб и саму могилу. Мы сделали ряд снимков и взяли образцы, которые можно переслать в лабораторию, – он на секунду умолк, но у остальных полицейских, с величайшим вниманием слушавших его отчет, вопросов пока не было, – осмотр местности вокруг захоронений и возле горы произведён поверхностно. Мы взяли несколько образцов, а Кнут с Турбьёрном прочесали территорию, двигаясь на расстоянии тридцать-сорок метров друг от друга. Ничего, представляющего интерес, мы пока не обнаружили.

– Надо тщательнее осмотреть участок, – сказал Люнд Хаген, – в буквальном смысле слова перевернуть каждый камень. А на это понадобится время. Необходимо убедиться, что на этой территории нет других частей тела. В идеале нужно каждый сантиметр осмотреть на предмет биологических следов, но я прекрасно понимаю, что это невозможно.

– Перейдём к дому. Здесь мы взяли несколько образцов и сняли отпечатки пальцев, но на данный момент можно с уверенностью сказать, что там никого не убивали. Никаких следов крови. И похоже, за последние годы там не убирали и ничего не протирали.

Хаген в мельчайших подробностях рассказал о дознаниях, проведённых на борту туристического судна, и о том, что сообщила Ада Хемминг. Когда он умолк, в зале воцарилась тишина.

Кнут, сидевший, устало ссутулившись, на стуле, выпрямился и руками взъерошил себе волосы.

– Можно мне кое-что добавить? – спросил он у Хагена.

– Естественно. Нам нужны все возможные точки зрения.

– Я тут всё сидел и думал… По-моему, у нас три задачи. Найти остальные части тела. Установить личность убитого. Но, возможно, прежде всего – выяснить, был ли в гробу обломок ножа и когда именно он пропал оттуда. И ещё – у кого была возможность выкрасть его.

– Получается пять задач. Не три, – влез Турбьёрн.

Но Люнд посмотрел на Кнута с одобрением.

– Верно подмечено, – он встал и собрал свои записи, – все образцы, собранные на Птичьем мысу, надо переслать в лабораторию, как только нам выделят транспорт. Вот тогда и посмотрим.

– А мог кто-то из пассажиров лгать? – спросил Кнут, хотя Хаген уже закончил совещание. – Может, нож забрал кто-то из них? Возможно, когда все остальные приводили в чувство Аду Хемминг или позже, когда инспектор Роуз и Роланд Фокс пытались обнести территорию заграждениями?

– Ты подозреваешь, что английский инспектор похозяйничал на месте преступления? И какой у него мотив? Да и остальные туристы – они вообще на Шпицберген впервые приехали на прошлой неделе.

Но Кнут не сдавался:

– Почему вы так уверены? А что, если проверить, не приезжал ли кто из них на Шпицберген зимой?

Люнд Хаген вышел вперёд и поднял вверх руки.

– Слушайте, мы все здорово устали. Особенно вы – вам ведь пришлось заночевать на Птичьем мысу. Не злитесь. Все ваши предположения важны, но давайте будем последовательны. Главный вопрос звучит следующим образом: есть ли у нас возможность выяснить, говорит ли Ада Хемминг правду?

– Да, есть! – живо отозвался Кнут. – Можно посмотреть снимки, которые сделал Роланд Фокс. Насколько я понимаю, Мелум повёз их вчера в Лонгиер. Значит, в лабораторию плёнки попадут завтра утром, верно? Они могут обработать эти материалы как срочные?

В эту секунду Тведт вскрикнул и показал на окно. С обратной стороны к стеклу прижались два лица с выпученными глазами, расплющенными губами и плоскими носами. Впрочем, в следующий момент все уже узнали редактора Опедала и журналиста из «ВГ». Они приплыли в Ню-Олесунн на резиновой лодке за несколько часов до остальных журналистов, но, вопреки ожиданиям, ничего от этого не выиграли.

– Можно нам войти? – крикнул один из них и указал на входную дверь.

– Остановите их, – быстро приказал Люнд Хаген, – это не смешно. Что за ребячество! Запретите им подслушивать под окнами. Скажите, что они мешают следствию, – он серьёзно оглядел собравшихся, – журналисты ни в коем случае не должны узнать о ноже. На данный момент эти сведения будут считаться строго конфиденциальными. Ни слова никому. Особенно Опедалу. И возможно, что с Опедалом у нас возникнут сложности.

Прямо перед обедом они приступили к осмотру зданий в Ню-Олесунне. Полицейские разбились на пары. Ходить по нежилым ветхим домам Люнду Хагену не хотелось – такая работа занимает время и может оказаться небезопасной. Однако больше всего недовольства вызвали дознания жителей Ню-Олесунна и обход их жилищ. Журналисты наконец-то нашли, к чему прицепиться и вокруг чего поднять шумиху. Насколько местным не изменяла память, никогда ещё в Ню-Олесунне полиция не обыскивала жилые дома. И хотя речь шла об обычном осмотре, и местным жителям, и временно проживающим здесь учёным не понравилось, что их подозревают в убийстве.

– Это просто смешно. Даже на Северном полюсе от них нет покоя, – прошипел немецкий учёный, проводящий эксперименты с рыбьими мальками в одном из больших бетонных зданий возле причала. Морская лаборатория, на самом деле представляющая собой холодное неотремонтированное помещение на старой электростанции, носила крайне амбициозное название, написанное на деревянной табличке над входной дверью: «Нансеновская лаборатория». Учёному, отвечавшему за научные эксперименты, Кнут задавал совершенно стандартные вопросы. Оставляли ли двери в лабораторию незапертыми с того времени, как он приехал на зиму в Ню-Олесунн? Не замечал ли он чего-нибудь необычного? Не находил ли оборудования, которое ему не принадлежало?