Виктория Платова - Увидимся в темноте

Подумаю об этом позже.

– …Брагин. Слушаю вас, Полина.

Ответа не последовало. Единственное, что слышалось в трубке, – птичье пение.

– Слушаю, – снова повторил Брагин. – Говорите.

Пение не приближалось и не удалялось, накатывало легкими волнами откуда-то из глубины – одной, другой, третьей. Волны ворочались в ушной раковине Брагина, в них не было ничего опасного, можно даже покачаться на них, закинув руки за голову, – как он обычно это делает где-нибудь на Средиземноморье, в забитой отдыхающими по самую маковку турецкой Анталье. Кате не очень нравится Анталья, давно пора сменить дислокацию и поехать куда-нибудь в Таиланд. Или в Китай, туризм там сейчас на подъеме, ты забыл, Брагин. Ты забыл.

Ты забыл, как однажды у тебя свело судорогой ногу и ты едва не потонул среди мелких ласковых волн.

Неопасных.

Вот и сейчас он чувствует, как судорога тащит его на дно.

Ток-ток-ток, – явственно слышно в птичьем пении.

Маленькая птичка из сна – с рубиново-красными глазами-бусинками.

Ток-ток-ток.

…Брагин подобрал Вяткина на выезде из города.

– Ну, чего там? – спросил капитан. – Что случилось-то?

– Пока не знаю. Не думаю, что… – Он на секунду замолчал, подбирая нужное слово. Но так как ничего в голову и не пришло, Сергей Валентинович только махнул рукой.

– Хоть что-то объясни, а? Для чего тебе срочно понадобился опер Гриша Вяткин, да еще с табельным оружием. Может, надо было сразу ОМОН вызывать? Спецназ ГРУ? Росгвардию?

– Был звонок. От Полины Ветровой.

– Это какой Полины? Мамаши невменька?

С самого начала, еще со времен вторжения на Малую Гребецкую, Вяткин, не признающий никаких болезней, кроме инсульта и красной волчанки, называл мальчика Кирилла не иначе как уничижительным и совсем не медицинским термином «невменько». Полное презрение к тонким сферам человеческой психики, но Гришу не исправить.

Брагин даже заморачиваться этим не будет, прошли те времена, да.

– Да, мамаши.

– И что она сказала?

– В том-то и дело, что разговора не было. Было слышно только пение птиц. Больше ничего. А потом связь прервалась. Я несколько раз перезванивал, но абонент уже был вне зоны действия сети. Возможно, телефон сел. Возможно, его выключили.

– А едем куда?

– До звонка Ветровой я разговаривал… Не важно… Потом был ее звонок…

– С птицами, – на всякий случай уточнил Вяткин.

– Да-да… И сообщение. Оно тоже пришло с ее номера. Два слова. «GREEN LOVERS».

– Что за зеленые любовники? – закатил глаза капитан после довольно продолжительной паузы, понадобившейся ему для перевода. – Голубых бы еще понял. Розовых. А это – хрень какая-то. Вообще слышал я это название.

– Да не «Зеленые любовники». А «Любители зеленого».

– Прямо страсть у наших людей всякую англоязычную лабуду в мозг себе имплантировать. Ну, так и написали бы – «Любители зеленого». Или там – «Молодо-Зелено». Нет же, им обязательно нужно «ловерс» вставить, а потом удивляются – откуда только новые сексуальные извращения берутся. А они от языка, Сережа. От этой… орфоэпии гребаной и прочих синтаксисов с пунктуацией.

– Питомник.

– Что?

– Так называется питомник, «GREEN LOVERS». Один из трех рядом с конно-спортивной школой «Маренго».

– Точно, – хмыкнул Вяткин. – Но вроде Однолет там отирался пару дней. Ничего подозрительного не нашел.

– Ничего подозрительного и не было. Тогда.

– А сейчас?

– И сейчас нет.

– Нет, ну и ладно. – Вяткин дернул себя за мочку уха.

– Есть телефонный звонок. Есть сообщение. От матери мальчика, страдающего тяжелой формой аутизма. Мальчик и его мать проживают в одной квартире с девушкой, которая стала жертвой серийного убийцы.

Еще есть человек по имени Кирилл Шапсай, по неподтвержденным данным – давно умерший. По неподтвержденным данным – отец мальчика-аутиста. Несостоявшийся великий режиссер, автор как минимум одного сценария, о котором фартовый продюсер Грунюшкин отзывался в превосходных степенях. А в том, что касается профессиональных вещей, чуйка у Грунюшкина на грани фантастики. Но это киношная история. И до нее Брагину дела нет. А до глухой провинции у моря есть. Впрочем, какая же она глухая? Витрина Родины, лучшие курорты страны, и тут ни убавить, ни прибавить. Но это не спасает от серийных убийств, которые – рано или поздно – случаются где угодно. Те, что могли бы представлять интерес для Брагина и его команды, датируются ранними девяностыми и серединой нулевых. Они похожи между собой, но не идентичны. Сколько сейчас могло быть Шапсаю, если бы его – в собственном доме – не убили наркоманы? Хорошо за шестьдесят, если не ближе к семидесяти.

Ближе к семидесяти, и выглядит он соответственно. Скорее всего. Брагину даже напрягаться не надо, чтобы вспомнить фотографии с бородачами на каминной полке в комнате Полины Ветровой. Тот, кого он принял за Кирилла Шапсая, обещал с возрастом превратиться в располагающего к себе старика. Если такой попросит тебя прочесть, что там выбито на аптечном чеке или какая сумма указана в квитанции на оплату электроэнергии – отказать ему будет невозможно.

Никто не боится стариков.

Никто не принимает в расчет скрытую в них силу – не все же они дряхлые и немощные, в конце концов. Да, у них могут быть проблемы – с головой, с потенцией… А ведь жертвы последней Серии не были изнасилованы. У них была срезана кожа на лицах, Брагину трудно вспомнить что-либо более ужасное. Но разве в любой Серии есть хоть что-то, что не было бы ужасным? Как там говорила многомудрая маньякопоклонница Елена Викторовна Джангирова? «Убийца обозначает сексуальность и связанное с ней доминирование по-своему».

Стоп.

Так ты далеко зайдешь, Сергей Валентинович. Опознание. Экспертиза. Но все это – лишь со слов Грунюшкина, официальный запрос требует времени, а как раз его у Брагина нет. Как раньше не было повода копать в сторону Шапсая.

Вечно они опаздывают.

– …Смотри, куда прешь! – заорал Вяткин, и Сергей Валентинович с перепугу так ударил по тормозам, что машина вылетела на обочину, со скрежетом и визгом уткнувшись в мокрую, комковатую глину.

Кажется, их подрезали.

Какой-то сволочи приспичило пойти на обгон на мокрой скользкой трассе: мелкая морось сыпалась с неба весь последний час, и никаких предпосылок к тому, что дождь стихнет, не было.

Шедшие сзади машины возмущенно засигналили, перестраиваясь.

– В жопу себе погудите, – зло бросил Вяткин, а потом, развернувшись к Брагину, спросил: – А подушки безопасности какого черта не сработали?

– Хрен знает, – пожал плечами Брагин.

– А ведь могли бы и в отбойник влететь. И не дождалась бы помощи твоя Полина.

Может, ей и не нужна помощь.