Анна Князева - Убийство в декорациях Чехова [litres]

– Две милые семидесятилетние дамы. Все умеют, все знают, обо всем имеют свое суждение. Золото, не старухи.

– Рассказали что-нибудь интересное? – спросила Лионелла.

– Про что конкретно?

– Например, про Снегину.

– О ней речь не заходила. – Кирилл проследил взглядом за официантом, который ставил на стол тарелки и, когда тот ушел, заметил: – Ты будто допрашиваешь меня. С чего бы это?

– Просто интересуюсь.

– Зная тебя, могу предположить, что за этим «просто» кроется нечто.

– Вообще-то я позвонила, чтобы извиниться, – сказал Лионелла.

– За что?

– За то, что заставила тебя поехать в Москву, а потом бросила одного.

– Одиночество – мой конек, мое привычное состояние. Я с этим справился.

– И все-таки чувствую себя виноватой.

Кирилл с подозрением прищурился и погрозил ей пальцем:

– По-моему, ты специально подлизываешься…

– С чего ты это взял?

– Хочешь знать, что рассказали бутафоры? – он усмехнулся. – Хитра ты, Машка, но я хитрее тебя.

– Даже если так. Отчего бы не рассказать? Что в этом такого?

– Давай выпьем и наконец поедим, – предложил Ольшанский.

– Потом расскажешь?

– Расскажу.

Так и вышло, Кирилл все выложил еще до десерта:

– Ничего особенного, обычные театральные сплетни про Магита.

– И в чем он замечен?

– В прелюбодеянии. – Кирилл усмехнулся. – Я видел его жену и хорошо его понимаю. Гуляет Магит интеллигентно. Сейчас он спит с Анжелиной Зорькиной, а до нее встречался с Кропоткиной. Незадолго до ее гибели она получила отставку.

– Так вот из-за кого они подрались в караоке…

– Отвечу словами философа: «О времена! О нравы!»

– Чьи, кстати, слова? – поинтересовалась Лионелла.

– Цицерон. – Кирилл разлил вино по бокалам и предложил: – Давай напьемся сегодня?!

– Нельзя.

– Почему? – Он даже обиделся.

– Завтра утром едем за город.

– Я тоже? Ну не-е-ет!

– Не на такси же мне ехать?

– Зараза ты, Машка! Во сколько едем?

– Я тебе позвоню.

Поужинав, они разошлись и благополучно легли спать каждый в своем номере.

Утром Лионелле позвонила хозяйка особняка и робким голосом пролепетала, что приедет с рабочим в девять. Лионелла метнула взгляд на часы и поняла, что до встречи остался час. Она тут же позвонила Кириллу и начала собираться.

Уже через полчаса они отъехали от гостиницы и направились в сторону области.

Поездка заняла всего двадцать минут, так что приехали они точно ко времени.

Ольшанский не отказал себе в удовольствии поддеть Лионеллу:

– Аттракцион невиданной пунктуальности.

– Когда нужно, я собираюсь быстро, – сказала она.

– На моей памяти это впервые.

– Много ты видел…

Оставив машину у ворот, они вошли во двор и потом в дом.

Кирилл оценил интерьер:

– Скромненько. С твоим домом не сравнить.

– С твоим тоже.

– Что я… – ухмыльнулся он. – Бедный внук великого режиссера.

– А не надо было проматывать наследство деда.

– Я не проматывал, я наслаждался жизнью.

– Ну да… Где-то я уже это слышала. Ты гедонист?

– И что?

– Успешные люди не бывают гедонистами. Гедонизм – удел неудачников. Чуть что не вышло, не получилось – а буду-ка я гедонистом! Ничего не делаю, потому что не хочу, потому что это не по-гедонистически. А копни поглубже – просто не может.

– Это жестоко.

– Не желаю, чтобы ты уподоблялся творческим импотентам. Ты на целую голову выше. Ты – художник, и замечу, талантливый. Работай, и будет тебе счастье.

– Как все просто. – Кирилл посмотрел на часы. – Где твоя хозяйка? Уже начало десятого.

Лионелла перезвонила по входящему номеру:

– Это Лионелла. Где же вы? Я жду вас на месте.

Уже знакомый нерешительный женский голос ответил:

– Простите, я жду ремонтника. Он скоро будет, и мы подъедем.

– Держите меня в курсе, – предупредила ее Лионелла и, обернувшись, увидела, что Кирилл за ней наблюдает. – Что?

– Ты очень красивая… Каждый раз, когда тебя вижу, вспоминаю об этом.

– Не нужно, Кирилл… Не начинай.

– Бросай своего Льва, – предложил он.

– Это несерьезно.

– Тебя держат деньги?

– Нет.

– А что?

– Я люблю своего мужа и не собираюсь ему изменять.

– Не ври. Твоя верность ему фальшива от начала до конца. По-твоему, уйти от старого мужа, которого не любишь, это безнравственно?

– Прошу тебя, хватит!

Кирилл подошел к ней и решительно взял за плечи:

– Губить свою молодость и мучить меня – вот что безнравственно! – Кирилл говорил ей в лицо и заставлял смотреть на себя.

– Пусти.

– Боишься изменить? А что такое измена? Переспать с любимым мужчиной? Да мы с тобой тысячу раз это делали, когда твоего Льва и в помине не было. – Он взял лицо Лионеллы в руки и прошептал: – Измена – это когда любишь и думаешь об одном человеке, а спишь с другим. Ты не со мной ему изменяешь, а мне с ним. Слышишь?..

Она ответила:

– Слышу. Пусти.

– Прости. – Кирилл поцеловал ее в голову и отпустил.

В этот момент позвонила хозяйка и сообщила, что уже подъехала к дому. Лионелла пошла к двери и, услышав на крыльце голоса, открыла ее.

Перед ней стояла Костюкова, та самая актриса, которую подменила Кропоткина.

– Здравствуйте, – заговорила она. – Ну, вот… Я так и думала, что вы удивитесь, поэтому не стала представляться по телефону.

– Вы знали, что ваш особняк снимаю я? – спросила Лионелла.

– Узнала, когда Лев Ефимович позвонил и назвал ваше имя. Оно у вас редкое, такое встретишь нечасто. Обычно дом сдает муж, но он сейчас в отъезде. – Костюкова прошла в гостиную и, увидев Кирилла, кивнула: – Доброе утро!

Приветствие прозвучало провокационно, словно подразумевало, что прошедшую ночь и утро Лионелла и Кирилл провели вместе.

– Здравствуйте, – ответил Кирилл и, посмотрев на Лионеллу, спросил: – Я могу ехать?

– Пожалуй… – ответила Лионелла и перевела взгляд на Костюкову: – Подбросите меня до театра?

– Конечно, – ответила она.

Кирилл попрощался и вскоре уехал. Рабочий спустился в подвал и, вернувшись, предупредил, что ремонт отопительной системы займет больше часа.

Костюкова усадила Лионеллу на диван в гостиной и по-хозяйски захлопотала:

– Чай или кофе?

– Спасибо, мне ничего. А ведь я не знаю вашего имени.

– Ирина, – представилась Костюкова и села рядом.

– Как ваши дела, Ирина? – спросила Лионелла и сама себе удивилась: обычно она не задавала таких пустых, ничего не значащих вопросов. Но что делать, ей надо было как-то начать разговор.

– Очень хорошо. – Костюкова развела руками. – Вот, увольняюсь.

Лионелла удивилась:

– Уходите из театра? Почему?

– Трудно объяснить Виктору Харитоновичу, что я больше не смогу лечь в гроб и сыграть Панночку. Да и муж говорит: уходи.

– Я понимаю вас.