Татьяна Бочарова - Дом без привидений

В мою жизнь вошло смирение, а вместе с тем долгожданный покой. Я пришел к выводу, что случай с провалом премьеры произошел не просто так, он явился результатом моего характера, чрезмерной самоуверенности, желания похвальбы и лести, непростительной беспечности и разгильдяйства. Ведь если бы до этого я не опорочил себя игрой в нетрезвом виде, Снегирев не смог бы осуществить свой подлый замысел. Все привыкли к тому, что я выхожу на сцену пьяным, никому и в голову не пришло искать другие причины моего сомнамбулического состояния. За все это я расплатился сполна, настало время забыть обо всем, найти для себя новый смысл, новую опору.

Я в который раз сменил место жительства и переехал сюда, в станционный поселок. Нет, вовсе не для того, чтобы быть поближе к Снежане. Я ведь принял решение не беспокоить ее своим появлением. Мне просто хотелось иногда, хоть издали смотреть на дом, бродить привычными лесными тропками, наслаждаться родными пейзажами.

Я продолжал ходить по электричкам и стал неплохо зарабатывать. Люди благодарили меня и давали деньги. С жильем тоже сложилось: один из предпринимателей разрешил мне перебраться в старый заброшенный киоск, который он некогда построил для торговли, но он оказался ему не нужен по причине развернувшегося бизнеса. Продавщицы в станционных магазинчиках привыкли ко мне и, несмотря на то что я больше не побирался, а покупал еду за деньги, часто подкидывали мне просроченные продукты. Я продолжал ходить в церковь, молился за себя и Снежану и сочинял, сочинял свои письма…

О том, что она больна, я узнал не сразу. Как-то зашел в магазин и услышал, что одна из продавщиц говорит другой:

– Снегирев-то из Плацкинина жену свою к экстрасенсу повез. Аж в Курскую область. Говорят, отличный экстрасенс, всем помогает.

Другая продавщица вздохнула:

– Коли деньги есть, можно и поехать. Вдруг поможет.

Я замер на месте. Сердце у меня упало. Я подошел к продавщицам.

– Что с женой Снегирева? Она заболела? Чем?

– Вроде бы онкология, – с сочувствием проговорила женщина.

У меня внутри все перевернулось.

– Давно? – спросил я дрожащим голосом.

– Да уж больше года. Говорят, врачи больше не берутся. Теперь только к знахарям.

В глазах моих почернело, я вышел из магазина, не купив продуктов, и бросился в Плацкинино. Как и прежде, меня встретил грозный лай Барса. Он метался за забором на цепи и рычал, но двор был пуст. На закрытых окнах висели плотные шторы. Я понял, что Снегирев и Снежана действительно уехали, оставив Барса стеречь дом и поручив заботу о нем соседям. Выходило, что продавщица сказала правду. Я несколько раз обошел вокруг забора, не обращая внимания на захлебывающегося лаем пса. Дверь соседнего дома открылась, и раздался скрипучий женский голос:

– Чего ты брешешь, окаянный? Или лезет кто? Вот я сейчас…

Я поспешно ретировался, вернулся на станцию, сел в электричку и поехал к отцу Алексею. Я влетел в церковь как полоумный. Священник поглядел на меня со страхом и недоумением.

– Что стряслось, Серафим? На тебе лица нет.

– Снежана больна! – Я упал перед ним на колени. – У нее смертельная болезнь! Как же так? Ведь я столько лет молился за ее здоровье? Батюшка, что мне делать? Она должна жить.

– Встань, Серафим. – Отец Алексей поднял меня с пола. – Вот что я тебе скажу. На все воля Божья. Мы не в силах ей противиться. Если земная жизнь твоей бывшей супруги подошла к концу, так тому и быть. Молись за нее и смирись.

Но я не мог смириться. Во мне все бурлило и клокотало от боли и ярости.

– Это Снегирев! – крикнул я в отчаянии. – Все из-за него! Он погубил ее. Будь она со мной – осталась бы здорова!

– Ты глупости говоришь, Серафим, – спокойным и терпеливым тоном сказал священник. – Это в тебе страсти кипят. Но скоро ты поймешь, что Снегирев здесь ни при чем. Молись за Снежану и не желай никому зла.

Теперь все мои дни превратились в ожидание. Я надеялся, что экстрасенс поможет Снежане, и ждал их возвращения из Курска. Почти каждый день я ходил в Плацкинино и издали наблюдал за домом. Он по-прежнему был пуст, и даже Барс не лаял за забором – очевидно, его забрали к себе соседи. Я боялся, что случилось самое страшное и Снежана умерла в дороге, не доехав до родного дома. Но однажды я увидел у забора роскошный серебристый джип. Это была машина Снегирева. Окна в доме были распахнуты настежь, а сам Снегирев стоял у калитки и нервно курил. Лицо его было серым и осунувшимся. Я едва не бросился на него, чтобы растерзать на куски, но вспомнил слова отца Алексея и продолжал стоять за деревьями. Мне нужно было убедиться, что Снежана жива, приехала вместе с ним. Наконец я увидел ее в одном из окон. Бледную, с коротко остриженными волосами, похожую на десятилетнего мальчика. Она грустно смотрела на лес. Мне показалось, она заметила меня. Но нет, взгляд ее скользнул куда-то в сторону, она позвала слабым голосом:

– Коля.

– Иду, милая! – отозвался Снегирев и, бросив сигарету, кинулся в дом.

Я постоял немного и ушел. Понял, что мне нечего тут делать. Я ежедневно ездил в церковь, молился за Снежану. Ставил за нее свечи, заказывал молебны. Обещал Богу, что, если она поправится, я уеду отсюда – далеко, на север. Я ведь оттуда родом. Родителей моих давно нет в живых, но осталась сводная сестра. Мы никогда с ней не дружили и почти не общались. Ей уже почти шестьдесят, есть дети, внуки. Может, примут меня к себе, буду заботиться о чужих ребятишках…

Так я думал тогда, надеясь, что беда пройдет мимо и Снежана останется жива. Увы… ей с каждым днем становилось хуже. Забравшись на дерево в лесу, я видел, как Снегирев выносит ее из дома на руках, сажает в кресло и укутывает одеялом.

Потом он перестал ее выносить. У ворот дома ежедневно стояла «Скорая». Иногда по два раза за день. Он боролся за нее, Колька Снегирев. Боролся, насколько позволяло его материальное положение. Приглашал частных докторов, нанимал медсестер проводить процедуры. Но ничего не помогло…

Снежана умерла прошлой осенью, в конце ноября. Я запомнил тот день. С утра лил дождь как из ведра, хотя за неделю до этого выпал первый снег. А потом все растаяло, на улице было темно и пасмурно, голые мокрые деревья сиротливо растопырили свои черные ветки. Тоска.

Я шел в Плацкинино по щиколотку в воде, старый дождевик не спасал от ледяных струй, лившихся за шиворот. Наконец я добрался и увидел у калитки катафалк. Дверь дома распахнулась, из нее вышли двое дюжих мужиков. Они несли носилки, покрытые простыней. Носилки со Снежаной. Я обеими руками зажал рот, чтобы не закричать. Мужики понесли носилки в машину.

Из дома выбежал Снегирев. Он был страшен. Лицо перекошено страданием, волосы торчком, глаза безумные.