Юлия Яковлева - Каннибалы [litres]

– Сомлел? – А потом: – Молодец, – сказала. – Все правильно. Люди не дураки. Люди всегда разберутся, что к чему.

Вера сидела на клеенчатой скамье в коридоре. Убедилась, что Борису вставили иглу и он не сбежит, вынула телефон. Борис его так и не хватился. «Да уж. Не до блядок», – усмехнулась Вера.

Новое смс от девчонки. Мягкое выражение с лица ушло, стало ожесточенным. Открыла.

Прочла, покачала головой.

– Засранец… – сказала тихо. Выделила только что отправленное сообщение.

Нажала: удалить.

На железном мостке минус седьмого этажа «мартенсы» загремели так, что техник Володя сбавил шаг. Остановился. Щекотка в копчике. И чувство, что на тебя кто-то смотрит. Он огляделся. Металл, тихое гудение ламп дневного света. Глубокий трюм. Где-то высоко – сцена. Но про это думать не хотелось.

Рация пискнула, затрещала – голос Петровича:

– Володька, ты где?

Он поднес ее ко рту:

– На минус седьмом. Где ж еще. Иду готовить к демонтажу пресс.

Сам послал, теперь кудахчет.

– Че?

Рука с рацией невольно опустилась. Волосы на затылке поднялись. Древняя часть мозга, доставшаяся технику Володе от пресмыкающихся, опознала белковый запах и тут же перевела его в ощущение ужаса. Но эволюционно более новые участки мозга не могли взять в толк, откуда оно: это чувство, что на тебя кто-то смотрит.

Потом Володя сообразил: конечно же. Из фильма «Властелин колец», вот откуда. Когда отважный хоббит спустился в нутро горы, и вдруг среди черепков открылся живой глаз. Глаз дракона.

Но здесь драконов быть не могло. Максимум, крысы. Крысы и кошки. Рация опять пискнула, треснула:

– Ты там ничего еще не отвинтил – не отсоединил?

– Нет.

– Не трогай ничего!

– А что?

– Отбой. «Сапфиры» монтируем обратно.

То им все завинчивай. То все развинчивай. То опять завинчивай. Задолбали. Но сказал Володя вслух только:

– О’кей, – но зато самым красноречивым тоном.

Петрович и сам понял невысказанное. Думал так же.

– «Сапфиры» только что поставили обратно на афишу.

– Директор же…

– Директора барракуда слопала. Езжай сюда. Приказ повесили.

Володя убрал рацию.

Все-таки чем-то пахнет. Он всмотрелся в пресс – гигантское неподвижное насекомое. Повел ноздрями. Оттуда пахнет? Не оттуда?

Задували мощные вытяжки, двигая, перемешивая воздух. Несовершенный нос пасовал.

Володя повернулся. Генераторы. Ему показалось, что дверь одного железного шкафа открыта. Пошел к нему.

Рация пискнула, затрещала:

– Ну ты где? Тащи уже задницу наверх! Тут все с высунутыми языками бегают, а он там прохлаждается!

Володя бухнул ладонями по железной двери, та щелкнула, задраившись. И он исполнительной рысцой помчался к лифту.

У лифта Володя понял, чем пахло. Дохлятиной.

Его передернуло, во рту появился кислый вкус.

Но тут же подумал: «Кошка».

Залезла туда и подохла.

Кошек в театре было много. Их не гоняли, потому что кошки гоняли крыс. Кошки чувствовали себя привольно. Иногда выходили на сцену среди спектакля – из кулисы в кулису рассекал неторопливый силуэт с поднятым хвостом. Кошки всегда уходят подальше, когда чуют, что пора помирать, припомнил факт Володя.

Вернуться?

Но кнопка уже зажглась. Двери бесшумно разъехались в стороны.

Ну и ладно. Там такие вытяжки. Ее скоро высушит. И пахнуть не будет.

Володя шагнул в лифт, нажал кнопку. Он уже не думал про кошек. Лифт нес его навстречу более актуальному вопросу: что еще за барракуда?

Снова видеть в окно машины Москву было странно. Теперь Борису не хватало в пейзаже белого. Москва была слишком серой.

Вера смотрела в окно. Лицо ее было грустным. Думала, наверное, о том же.

Борис звонил. Набирал, слушал гудки, сбрасывал. Ему не отвечали. Вера делала вид, что не слушает. Смотрела на пролетающие мимо здания, на вывески, на машины – новые и старые, грязные и недавно вымытые. Но краем глаза следила за мужем.

– Привет, – произнес Борис.

Кто-то все-таки ответил. Но она не могла разобрать ни звука. Ее опять снедал зуд: запустить бы сейчас руку в сумку, проверить украденный телефон.

– Поздравляю с возвращением, – только и сказал Борису Авилов. Он хотел на этом и окончить разговор. Но инерция обиды потянула его дальше, он не удержался: – Если бы ты тогда меня послушал, сейчас у тебя осталось бы еще что-то существенное. На хлеб с икрой.

– Ну что ж делать, – ответил Борис. – Нагими, как говорится, приходим в этот мир, нагими покидаем.

Услышал в ответ:

– Предпочитаю в промежутке прикрывать наготу.

Борис опустил на колено руку с зажатым в ней телефоном. Усмехнулся в поджатые у щеки пальцы (локоть его упирался в подлокотник).

Вера повернулась.

На лице ее был вопрос. Борис покачал головой. Набрал полковника Антонова.

– Я в Москве.

Вера опять напрягла слух. Машина остановилась на светофоре. В окне сверкал гигантский экран: мерцали фигуры, потом надпись – «Сапфиры», премьера. Плавающий взгляд Бориса невольно метнулся к движущемуся изображению в окне. Вера нервно отвернулась: хватит уже балета. И перехватила взгляд мужа – он тоже смотрел на экран.

– Поздравляю, – сказал Антонов тоном человека, которому не терпится закончить разговор. И тут же в самом деле его закончил.

Белова на экране воздела ногу – и тут же рассыпалась множеством черных точек, которые затем опять собрались – уже в надпись: «Сапфиры», премьера. Борис заметил странный Верин взгляд: она тоже увидела табло.

Взял жену за руку. Она повернулась.

– Может, это неплохая идея, если ты сейчас уедешь. У нас все-таки остается квартира в Лондоне. Есть шале. Нью-йоркскую квартиру можно продать. Есть еще…

Вера услышала только «сейчас уедешь». «Сейчас, – зло подумала она. – Бегу и падаю».

– Нет, – сказала Вера. – Я никуда не поеду.

«Не дождешься, сучонок», – подумала. Борис пожал ее руку.

Белова на экране опять взорвалась черными точками. Светофор переключился на зеленый, машина рванула вперед. «Сапфиры», премьера, – мерцало ей вслед.

Машина остановилась на въезде в ворота с мощной крепостной башней. Опустила все стекла. В окно ворвались сырой осенний ветерок, звуки. Ахая и бранясь, в золотых маковках отразились черные галки, потом расселись на крестах. Борис смотрел на толстую крепостную стену. Если в центре Москвы был более или менее двадцать первый век, то здесь – в центре центра – ощущался шестнадцатый.

Борис вынул телефон. Посмотрел на экран. Неотвеченные звонки – Петр. «Своему дружку Авилову позвони, он тебе все расскажет», – усмехнулся и отключил телефон.

Вера заметила это. Поспешно вынула свой. Тоже отключила.

Солдат вернул проверенные документы. Другой подсунул под брюхо машины зеркало на длинной ручке. Обошел машину по периметру. Стандартные процедуры безопасности на въезде в Кремль.