Александра Маринина - Чувство льда

– А во-вторых, в отпуск мне надо ехать вместе с женой, понял? Если я закрою обоих братцев-кроликов, то у меня дело точно заберут, еще и выговор влепить могут. Но выговор-то – хрен с ним, переживу. Главное – отпуск с женой проведу, а то пять лет как женаты, а вместе ни разу не отдыхали. Это что, по-твоему, нормально?

– Ненормально, – согласился Баринов, хотя на самом деле ничего особенного в таком положении не видел. Он тоже ни разу вместе с женой не отдыхал, правда, женат Олег был всего год. Однако же перспектива передачи дела другому следователю его отнюдь не радовала, и надо было попытаться найти аргументы, чтобы разубедить Виктора. – Витя, если ты закроешь Александра Филановского, его адвокаты тебя с какашками съедят, меня предупредили. Знаешь, какие мне фамилии называли? Я чуть со стула не упал. И все у него в дружбанах ходят. Тебе нужны эти неприятности?

– Мне отпуск нужен, – упрямо набычился следователь.

– А мне нужно красивое и оперативное раскрытие. Ну Вить, ну будь человеком, а? Ведь сам же понимаешь, что Александр Филановский – версия тухлая. С его-то деньгами и возможностями он уж как-нибудь нашел бы себе оружие, а не стал бы тырить его в собственном издательстве. И потом, я разговаривал с начальником службы безопасности издательства, она директора знает с детства, так вот она уверенно показывает, что у братьев никогда не было ни единого конфликта из-за баб. Ни разу такого не случалось, чтобы им одна и та же баба понравилась. У них вкусы разные. Вить, я вчера весь день с людьми разговаривал, потом всю ночь информацию сортировал, так и эдак прикидывал. Филановского подставили, это точно.

– Которого? – хмуро буркнул Огнев. – Сожителя потерпевшей или директора издательства?

– Да обоих же! Сожитель – первый подозреваемый, директор – второй, потому что потерпевшая их связывает. С одним она жила, другому глазки строила. Классический треугольник. Замажь дерьмом одного брата – автоматически оказывается замазанным и второй.

– Но для этого, дорогой мой Олег, нужно, чтобы об этом треугольнике знал убийца. У человека должен быть собственный мотив напакостить одному из братьев или обоим сразу, это раз, он должен знать о том, что между братьями мотыляется красивая бабенка, это два, и у него должна быть возможность похитить пистолет, это три. Ты гарантируешь, что в течение шести дней вычислишь такого человека? Нет, шесть дней много. Даю четыре. Мне еще нужен резерв времени, чтобы в случае чего выкинуть какой-нибудь фортель и передать дело. За четыре дня управишься?

– Ну и сволочь ты, Витя, – горестно вздохнул Баринов.

– Сволочь, – с явным удовольствием подтвердил следователь. – И уж если ты так рвешься в бой ради красивого и оперативного раскрытия, то не забудь о ревности. У нас еще есть жена Александра Филановского и его брошенная любовница, которая, между прочим, тоже, как известно, рыдала на вечеринке. Черт, не уголовное дело, а сплошные бабы, рыдающие от неразделенной любви к директору издательства. Сколько человек с тобой по этому делу работают?

– Трое.

– Кто старший?

– Ну я. И что?

– Да ничего, Олежка, ничего. Дели работу-то. Господь велел делиться, как говаривали братки времен поголовного рэкета. Не тащи все сам, ты ж надорвешься. У нас пять версий: Андрей Филановский, Александр Филановский, оба брата, бабская ревность и подстава, тебе все пять не потянуть одному. Уйми честолюбие, дай ребятам поработать.

Совет, который дал следователь оперативнику, был совершенно правильным, но абсолютно бесполезным. Унять честолюбие Олега Баринова не мог никто, в том числе и он сам. Он так давно мечтал о лаврах победителя, о том, как раскроет громкое убийство сам, без помощников, как в кино. И вот теперь волею счастливого случая у него появилась такая возможность, ибо он очень рассчитывал на помощь и поддержку Антона Тодорова, хорошего сыскаря в прошлом и обладающего огромным массивом информации в настоящем. Конечно, по большому счету, это будет не единоличное раскрытие, но ведь в отделе никто не узнает про Тодора… А вся слава достанется ему, Олегу Баринову.

Следователь Огнев все никак не мог отделаться от ощущения, что фамилию Филановского он уже слышал раньше. Промаявшись почти до конца рабочего дня, он все-таки не выдержал и зашел в соседний кабинет к коллеге.

– Тебе фамилия Филановский что-нибудь говорит?

– А это кто? – спросил коллега, не прерывая сосредоточенной работы на компьютере.

– Директор издательства «Новое знание». Слыхал о таком?

– А как же, – коллега оторвался от экрана, протянул руку к висящей на стене полке и снял оттуда затрепанную книжицу. – Вот, настольная книга следователя. Словарь блатной музыки. У тебя небось тоже такой есть. Это «Новое знание» еще в начале девяностых одним из первых стало издавать словари уголовного жаргона. А тебе зачем?

– Да так, – смущенно пожал плечами Виктор Евгеньевич. – Он у меня по делу проходит, а фамилия кажется знакомой.

– Ну, в телевизоре, наверное, слышал, я пару раз его интервью смотрел.

– Нет, я не видел… Где же я про него слышал-то? Может, в газете читал? Вот ведь засело в голове. У кого бы еще спросить?

– Сходи к Мыколе, – посоветовал коллега. – У него не память, а мусоросборник, он там всякую нечисть годами хранит.

Огнев совет оценил по достоинству. Николай Пилипенко, которого в прокуратуре звали не иначе как Мыколой, обладал феноменальной памятью, но почему-то только на имена и даты, которые не касались непосредственно его самого. При этом он мог совершенно забыть о дне рождения тещи или о том, что обещал кому-то позвонить.

Мыколу Огнев отыскал в буфете: помимо феноменальной памяти, советник юстиции Пилипенко обладал еще и феноменальным аппетитом, граничащим с прожорливостью.

– Филановский? – Мыкола наморщил лоб и завел глаза к потолку, несколько секунд сосредоточенно дожевывал кусок куриной ноги, потом взгляд его просветлел. – Было дело, года два назад. Скандальная история. Этот Филановский какие-то заумные теории развивал, лекции читал…

– Погоди, – прервал его следователь, – ты о каком Филановском говоришь? Об издателе?

– Нет, издатель – это брат, не перебивай. Так вот, на Филановского заяву написали, обвиняли в попытке изнасилования. К нему на лекции-то в основном женщины ходили, причем самого разного возраста и семейного положения, мужиков совсем мало было, и девки, которые помоложе, поголовно в него влюблялись. А он этим и пользовался, крутил ими как хотел. Короче, – Мыкола ножом и вилкой аккуратно отделил от кости последний кусок мяса и отправил в рот, – с одной девицей он обломался, думал, что дело уже на мази, а она – в отказ и заяву написала. Ну, тут как раз брат-издатель нарисовался, со следователем общий язык быстро нашел, и дело замяли. В прессу ничего не просочилось.