Ольга Баскова - Медальон Таньки-пулеметчицы [litres]

– А если человеку необходимо обманывать других для каких-то своих целей? – спросил Рубанов, приблизив к врачу разгоряченное лицо.

– То есть вы в чем-то его подозреваете… – Доктор кинул на собеседника изумленный взгляд. – Да нет, исключено. Хотя постойте… В последний раз, когда я ощупывал его икры, заметил, что они хорошо развиты для человека, который давно прикован к инвалидному креслу. Но учтите, это только мое предположение. Возможно, специалист…

– Мне достаточно вашего предположения. – Виталий улыбнулся и скрылся за дверью, оставив Петрова в недоумении стоять посреди кабинета.

Выйдя на улицу, молодой человек посмотрел на часы. Вскоре в школе Борового должен был начаться Урок мужества, на котором выступит старый ветеран. Узнав у прохожего, бежавшего по своим делам, как пройти к школе, журналист поспешил туда, размышляя о том, что услышал. Он подумал, что сообщения врача явно мало, чтобы предъявить Пальцеву обвинение, и без помощи его невестки Варвары никак не обойтись. Допустим, Иван Васильевич может ходить. Но тогда в день убийства Пахомова ему нужно было отлучиться на долгое время. Это не могло ускользнуть от Варвары. Решено. После окончания выступления Борового он вернется в дом Пальцевых и поговорит с женщиной. Молодой человек был уверен: Варвара ненавидит свекра – кому понравится такое обращение? И она ничего не станет скрывать. Тогда можно будет предъявить обвинение. В размышлениях журналист не заметил, как подошел к двухэтажному зданию, явно не новому, построенному еще в советское время, когда все школы строились по одному плану и были похожи как две капли воды: с большими окнами, со спортплощадкой и маленьким плацем для линеек. У входа в вестибюль стоял стройный директор в черных брюках и белой рубашке и, увидев дорогого гостя, выступил вперед и пожал молодому человеку руку.

– Дедушка уже на месте, – он кивнул в сторону невысокого старичка с большой лысиной, окруженной венчиком седых волос. – Любит он такие мероприятия. Впрочем, можно понять. Без них его жизнь замрет. Вы, наверное, представляете, что такое работа в школе, – он усмехнулся. – Это я к тому, что меня нет целый день.

– Да, я слышал. – Виталий направился к Боровому-старшему. Старик, увидев журналиста, встал и растянул в улыбке коричневые губы:

– Вы, как я понял, журналист? Внук о вас много рассказывал.

– И большое ему спасибо, что не забывает. – Рубанов крепко стиснул вялую ладонь. – Мне скучно в чужих краях.

– Я вас очень хорошо понимаю. – Старик крякнул. – Если бы в мои годы принимали на работу, я бы устроился кем угодно. Сидеть дома без дела – ничего не может быть хуже. – Он хотел еще что-то добавить, но тут прозвенел звонок, и подоспевший Петр Семенович взял обоих за локти.

– Пойдемте в зал. Дети уже ждут.

От Виталия не ускользнуло, что Николай Дмитриевич приосанился и сразу будто стал моложе. Он бодро зашагал в зал и, только оказавшись на пороге, получил порцию аплодисментов. Внук уже успел добежать до сцены и объявить:

– Ребята, вы хорошо знаете моего дедушку. Во время войны ему было всего двенадцать, многие сидящие в этом зале старше на несколько лет. Говоря о войне, мы вспоминаем подвиги тех, кто оказался в гуще событий. Но разве ваши ровесники, пускавшие под откос немецкие поезда, не заслуживают восхищения?

Ребята и учителя еще раз захлопали, директор спустился со ступенек и помог своему деду подняться на сцену. Николай Дмитриевич обвел взглядом зал и взял в руки микрофон.

– Здравствуйте, дорогие.

Его твердый голос утонул в овациях. Старик поправил георгиевскую ленточку и дернул головой:

– Ребята, мои рассказы некоторые из вас слушали не раз. И все равно по приглашению Петра Семеновича я прихожу к вам, чтобы напомнить о тех героических днях. – Он кашлянул: – Я родился в Орловской области. Деревенька наша была небольшая, но дружная. Многие работали в колхозе, радовались жизни. Но все изменилось, когда пришли немцы. Первым делом они начали грабить, оставляя жителей без пищи. Помню колхозный коровник, будто вымерший, и такой же опустевший птичник. Подлые фрицы угоняли в Германию детей и женщин. Я боялся, что однажды попаду в число тех, кто станет рабом в проклятой стране. Мои друзья этого тоже боялись. И вот вечером мы собрались на опушке леса – я, Митька Гребенников и Пашка Осипов. Нам было по двенадцать лет, кое-что мы уже могли сделать для своей родины. И мы решили помогать партизанам. Мы с Митькой остались в деревне, а Пашка на следующий день с матерью и сестрами ушел к партизанам и стал их связным. По вечерам он приходил в родную деревню, и мы сообщали ему ценные сведения. Партизаны атаковали фрицев каждый день, и эти гады не понимали, откуда они узнают об их складах с боеприпасами, которые постоянно взрывались, о домах, где они размещались, которые постоянно горели. Однажды мы узнали, что немцы собирались уничтожить всю деревню, если никто не выдаст им партизанских помощников. Люди знали о нас с Митькой, но молчали, и только наш бывший одноклассник Димка Кочетов сделал это. Нас поймали, заперли в сарай и на следующий день должны были повесить. Ночью нам удалось убежать из сарая, но по дороге мы нарвались на немецкий патруль. Мой друг Митька был убит, а я сбежал, благополучно дошел до отряда и поклялся защищать Родину до последней капли крови. – По его смуглой щеке потекла слеза. – Мне повезло, судьба хранила меня. Я остался в живых, когда все партизаны погибли при бомбежке, потому что был послан в одну из деревень с заданием. – Старик тяжело задышал и достал платок.

– Что же было дальше? – крикнул мальчик в первом ряду.

– Я отправился в тыл наших войск и нашел их. – Николай Дмитриевич снова приосанился. – Мне повезло, Красная армия в тот год уже переходила в наступление. Бойцы отряда, куда я попал, сначала решили отослать меня в детский дом, но в городах, которые мы освобождали, их не было. Так я остался в армии. Меня стали называть сыном полка и поручали несложную работу: подносить снаряды, помогать медсестрам. Я хочу низко поклониться этим людям, которые сберегли мою жизнь. – Ветеран поклонился и тут же заохал: наверное, дала себя знать больная поясница. Все встали, как по команде. На сцену выпорхнула девочка в белом платье с огромным букетом роз, кроваво-красных, как та кровь, которую пролили за Родину.

– Давайте скажем спасибо Николаю Дмитриевичу, – звонко начала она, – за наше счастливое детство.

Зал зааплодировал. Ветеран бережно взял букет и еще раз поклонился. Внук помог ему спуститься со сцены. Виталий встал и пожал ветерану руку.

– Спасибо вам, что воспитываете подрастающее поколение, – с чувством сказал он. – Мне, как журналисту, известны случаи, когда дети всерьез отвечают, что войну выиграли американцы. Имена пионеров-героев сейчас вообще никому не известны. – Виталий замялся. – Но я бы на вашем месте рассказал и о командирах партизанского отряда. Как их фамилии?