Ольга Баскова - Медальон Таньки-пулеметчицы [litres]

Старик достал платок и приложил к влажным глазам. Рубанову показалось, что теперь он старается скрыть смущение:

– Я считаю, как вы, молодой человек, – проговорил он, явно волнуясь. – Страна не должна забывать своих героев. Но, к сожалению, фамилий командиров не помню – склероз. Оно и неудивительно: сколько лет землю топчу.

– Я обязательно напишу о вас статью, – пообещал Рубанов, – только закончу одно дело. Мы еще встретимся.

– Обязательно, – подхватил Боровой и махнул на прощание рукой.

Капитан МГБ Валерий Агафонов, войдя вместе с ротой в Локоть, ужаснулся тому, о чем рассказали местные жители, оставшиеся в живых. Они сразу повели советских бойцов к старому конезаводу, откуда солдаты и офицеры на руках выволокли отощавших, умиравших от голода и жажды несчастных пленников. Среди них оказалась и Лена Мосина, в свои двадцать с лишним лет выглядевшая как маленькая сгорбленная старушка с седой прядью волос, падавшей на испещренный глубокими морщинами лоб. Ее не расстреляли чудом, по каким-то соображениям все время откладывали казнь, и теперь она, сразу воспрянувшая духом, стояла перед капитаном, худая, бледная, похожая на живой труп, но готовая давать показания. Агафонов отпаивал ее чаем с сахаром и печеньем, гладил прозрачную руку, сквозь тонкую кожу которой проглядывали жилы, и дивился мужеству девушки.

– Ты не волнуйся, – он иногда прерывал ее сбивчивый рассказ, боясь, что Елена упадет в обморок. – Нескольких гадов мы уже поймали. Серегу рыжего, например. Говорят, зверствовал в округе.

Лена наклонила голову, болтавшуюся, как былинка на тонкой шее:

– Серега зверствовал не так, как пулеметчица. Вы нашли ее? – В вопросе Мосиной Агафонов услышал столько отчаяния, что ему стало не по себе. Краска стыда залила его впалые щеки, покрытые недельной щетиной.

– Нам известно, что в подручных у Каминского ходила какая-то молодая женщина, которая расстреливала из пулемета и женщин, и детей, – проговорил он, пряча глаза. – К большому сожалению, ей удалось бежать. Я обратился к жителям поселка. Все, кто что-то может о ней сообщить, должны собраться у меня в кабинете. – Агафонов бережно коснулся ее руки. – Ты что-то знаешь?

Пересохшие губы пленницы шевельнулись:

– Ее звали Танькой. Фамилия мне неизвестна. Ее так и кликали – Танька-пулеметчица.

Лена уронила на стол прозрачные ладони и разрыдалась. Она вспомнила плетку, ходившую по всему ее телу и оставившую на нем глубокие рубцы, вспомнила женщин и детей, сраженных безжалостной рукой, но не моливших о пощаде. Скольких убила эта безжалостная тварь? Тысячу? Полторы? Агафонов гладил ее поредевшие волосы и лихорадочно размышлял, как отыскать преступницу. Возможно, бывшие полицаи, запертые в стойлах, как прежние узники, делавшие все для победы, знают, как напасть на ее след.

– Спасибо тебе, ты и так помогла. – Он поддержал бедняжку за локоть, когда девушка вставала. – Иди отдыхай. Теперь тебя никто никогда не тронет.

У двери девушка прижала к груди руки:

– Вы обещаете, что найдете ее?

– Обещаю, – твердо сказал капитан. – Слово коммуниста.

Когда за Мосиной закрылась дверь, Валерий обернулся к своему помощнику, старшему лейтенанту Власенко.

– Жалко бедняжку и стыдно до слез. Поселок-то мы освободили, а улов получили небогатый. Положим, до верхов нам не добраться, они давно в Германии или еще где за границей, а вот что пару-тройку предателей упустили – непростительно. Начальнику тюрьмы Ивашову и пулеметчице удалось бежать. Где их искать и кто поможет в этом – даже не представляю.

– Тут давеча меня баба Настасья остановила, – начал Андрей, теребя белобрысый чуб. – Описание этой Таньки дала, да только под это описание каждая вторая девица попадает. Ну посудите сами: невысокая, русоволосая, с суровой складкой на переносице. В основном о качествах ее говорила. Мол, даже карателей удивляла жестокостью, не знала как страха, так и совести. Трудно по такому описанию ее отыскать.

– Это точно, – согласился Агафонов. – Может, еще что говорила старушка?

– А ведь говорила! – хлопнул в ладоши юноша, и капитан подумал, что этому веселому парню с ямочками на щеках и детской улыбкой еще многому придется учиться. – Эта Танька, мол, была до мужиков охоча, с полицаями спала и с немцами. Серегу рыжего особо жаловала.

– Рыжего жаловала, говоришь? – Валерий поднял на него глаза, в которых вспыхнул интерес. – Тогда беги к конвойному, проси, чтобы сюда тащил под белы рученьки.

Когда к Агафонову привели рыжего, всякий, знавший его раньше, сразу заметил бы перемену, произошедшую в этом сильном и уверенном в себе парне. Теперь он хорошо понимал тех, кто ждал казни в конских стойлах, и завидовал людям, покоившимся в братской могиле. Для них, по крайней мере, все уже позади. Ожидание смерти наложило отпечаток на его своеобразную внешность: он похудел, постарел, огненно-рыжие волосы, которые так любила гладить Танька, поредели и поседели, приняли какой-то пегий оттенок, мускулистая фигура словно сдулась, сгорбилась, щеки покрылись серой щетиной и впали, глаза потускнели и потеряли живой блеск, даже форма полицая, которой он так гордился и которую чистил и наглаживал, чтобы выглядеть щеголем, облезла, местами потерлась и висела на нем мешком. Войдя в знакомый кабинет Каминского, он не присел на стул, ожидая приглашения, стараясь казаться нагловатым, однако это у него плохо получалось.

– Садись, – разрешил Агафонов, пригладив поредевшие вьющиеся темные волосы. – Знакомый кабинет? Только вот на месте шефа твоего другой сидит. Непривычно, да?

– Непривычно, – залихватски себя вести не получалось, и Сергей робко присел на краешек стула. – Слушаю вас, товарищ, не знаю, как обратиться.

– Валерий Иванович Агафонов, капитан МГБ, – представился мужчина, и Сергея начала бить нервная дрожь. Эту организацию он боялся с детства. Сначала ее представители раскулачили его родителей, лишили родного дома, отправив к черту на кулички, теперь пришли, чтобы отнять у него жизнь.

– Понятно, капитан. – Полицай насторожился. – И чего вам надобно?

– Совесть свою хочешь облегчить? – поинтересовался Агафонов, глядя в водянистые глаз Сереги. Тот сплюнул себе под ноги и пожал плечами:

– А как это, гражданин? Участь свою я не облегчу, вышка светит, впрочем, вы и сами это знаете, в бога веру такие, как вы, отбили, так что для меня ни ада, ни рая не существует. Вот и думаю, стоит ли с вами сотрудничать?

– Стоит, – решительно проговорил Валерий. – Чтобы проверить, совесть-то у тебя осталась?