Ольга Баскова - Медальон Таньки-пулеметчицы [litres]

– Наверняка у нас с вами разные понятия о совести, – буркнул Сергей. – Как и понятия Родины. Когда родаков раскулачили и с насиженных мест согнали, теперь уж и не знаю, что родиной зовется.

– Если русским себя считаешь, значит, Родина для тебя известна, – пояснил капитан, – ну, а если немцем… Тогда другое дело. И все же на всякий случай скажу, чего хочу от тебя. Сказывают, ты был любовником Таньки-пулеметчицы. Она нам нужна, ее ищем. Поможешь?

Рыжий осклабился, показав недостаток зубов. Вот уже несколько дней он испытывал к Таньке настоящую ненависть. Эта тварь отказалась бежать с ним, вдвоем они были бы более бдительны, и его не схватили бы партизаны на болотах. Странно, как ей удалось скрыться. И куда? Наверняка нашла хахаля, который увез ее подальше от этого ада. Тварь, тварь, тварь!

– Так что, поможешь? – переспросил Валерий.

– Может, и помог бы, – сказал Сергей, стукнув себя по ляжке. – Да только сам не знаю, куда она подевалась. Со мной бежать не захотела…

– Догадываюсь, – понимающе кивнул Агафонов. – Но все-таки кое-какую помощь ты оказать сможешь. Нам известно только ее имя и кличка, нужны отчество и фамилия.

Рыжий усмехнулся:

– Вы так говорите, будто мы с ней разговоры разговаривали. Постель нас связывала, да и только. Постель – и все. Нешто в постели я отчество и фамилию буду спрашивать? Она меня как баба интересовала, как сучка, не больше.

Валерий уставился на стол, накрытый зеленым сукном с кое-где попадавшимися пятнами чернил.

– Значит, не ведаешь.

– Не ведаю.

Капитан пожал широкими плечами.

– На нет и суда нет. – И обратился к конвойному: – В камеру его.

Сергей встал, пошатываясь, и обернулся только на пороге.

– Прощайте, гражданин капитан. Таньку-душегубку отыщете – мой ей привет с кисточкой. С того света привет. Там и свидимся.

Агафонов ничего не ответил. Когда за арестованным закрылась дверь, сидевший как мышь в уголке Власенко тихо поинтересовался:

– Когда расстрел?

– Завтра, – твердо ответил Агафонов. – И повременить нельзя – народ требует. Когда этого рыжего вели партизаны, люди с вилами и кольями на него накинулись. И непременно прикончили бы, если бы не наши ребята.

– Пусть бы прикончили, – убежденно сказал Андрей. – Днем раньше, днем позже… И смерть им нужно не легкую, а мучительную. Когда такие мрази живых людей в стогах сена вилами насквозь прокалывали, ни у одного рука не дрогнула. Кровь счищали с пальцев своих поганых и не морщились.

– Андрей, это нелюди, – сказал Валерий. – Но мы обязаны их судить. По законам военного времени. Никакой пощады.

Власенко ничего не ответил, сменив тему:

– А если эту Таньку не отыщут… Обидно будет. Стольких людей положила, гадина.

– В этом году не отыщут, значит, в следующем, – заверил его Агафонов. – Или через десять, через двадцать лет. Не я ее поймаю – сыну накажу, внукам. Не уйдет она от суда, слышишь? Жизнью клянусь.

Выйдя из школы, журналист снова отправился к Пальцевым. Он утвердился в мысли поговорить с Варварой. Кто-кто, а она должна знать о старике все. Действительно ли он эвакуировался на Урал, не отлучался ли последнее время из дома самостоятельно, по каким-то своим надобностям. Виталию повезло. Он застал женщину одну, копошащуюся в огороде.

– Варвара! – окликнул ее Виталий. – Можно вас на минутку?

Она бросила маленькую лопаточку, которой окучивала грядки, и подошла к калитке.

– Зачем вы вернулись?

– Мне нужна ваша помощь, – он оглянулся, но никого поблизости не увидел. – Мне нужно с вами серьезно поговорить. О вашем свекре.

Она всплеснула большими натруженными руками:

– Но зачем? Вы уже разговаривали с ним.

– Разговаривал, – подтвердил Рубанов, – и у меня остались некоторые сомнения насчет его инвалидности. Я считаю, что он может ходить.

Она покраснела, потом побледнела:

– Может ходить? Что вы такое говорите? Почему тогда притворяется?

– Вероятно, на это у него есть свои причины. – Виталий перешел на шепот. – Если мои рассуждения подтвердятся, я смогу предъявить ему серьезное обвинение – в убийстве.

Женщина задрожала:

– В убийстве? Но это странно… – Она отворила калитку и вышла к Виталию. – Хотя… Но чем же я могу помочь?

Виталий глотнул:

– Скажите, не помните ли вы, чтобы ваш свекор отлучался куда-нибудь самостоятельно?

Она покачала головой:

– Исключено. Хотя постойте… Были дни, когда мой свекор был предоставлен сам себе. – Женщина прижала руки к груди. – Однажды мне позвонила мать, которая живет в соседней деревне. У отца случился сердечный приступ, и она просила, чтобы я приехала к ней. Муж был тогда в командировке в Архангельске. Я боялась ехать – как же покинуть неходячего? Но Иван Васильевич уговорил меня: мол, сам справится, если что – позовет соседку, бабку Фаину. Я и уехала на два дня. Постоянно звонила ему на мобильный, и он уверял, что все хорошо… – Варвара растерянно взглянула на журналиста. – Выходит, справлялся?

– Вы не помните, когда это было? – осведомился Виталий, и она с готовностью кивнула:

– Конечно, помню. Второго июня.

Рубанов почувствовал, как задрожали пальцы:

– Второго июня? Вы не путаете?

– Ну, и еще числах в двадцатых мая, – бросила женщина. – Мы с Федей ездили на день рождения к моей матери.

Виталий сжал кулаки. Пахомова убили второго, а Островского – как раз в двадцатых числах. Схватив женщину за руку, он горячо зашептал:

– Варя, вы должны мне помочь. Мы должны доказать, что ваш свекор умеет ходить. Как бы это сделать?

Она закусила губу:

– Кажется, я знаю. Только мне надо все подготовить. Приходите к вечеру, часам к шести.

– Спасибо вам, – он грустно улыбнулся. – Тогда до встречи.

Она не попрощалась, на негнущихся ногах пошла к дому, и Рубанов понял, что женщина в шоке. Подумать только, она столько лет ухаживала за стариком, как за малым ребенком, а он, оказывается, все это время притворялся… притворялся, чтобы свести счеты с людьми… Виталий решил немного погулять в парке, разбитом на берегу озера. Солнце светило вовсю, матери с колясками оккупировали скамейки. К желтоватой воде вели ступеньки. Дети, стоявшие на них, бросали уткам хлеб. Журналист встал на краю маленького пирса, наблюдая за птицами, дравшимися за добычу. Изредка из воды высовывались глянцевые блестящие морды карпов, тоже желавших полакомиться хлебом, и утки ловко били по ним клювами. Было видно, что они поднаторели в этом деле и попадали без промаха. Впрочем, рыб это не пугало. Они снова и снова пытались завладеть вожделенными кусками. В своих мыслях о предстоящем деле Рубанов отошел к камышам, подходившим вплотную к пирсу. Он сначала почувствовал за спиной чье-то присутствие, потом попытался обернуться, но не успел: кто-то изо всех сил толкнул его в воду. Журналист успел разглядеть стройную фигуру нападавшего в черной пайте с капюшоном на голове – и больше ничего: тот ловко юркнул в кусты. Молодая женщина, державшая за руку мальчика лет трех, истошно закричала: