Ольга Баскова - Медальон Таньки-пулеметчицы [litres]

– И Островский попросил вас уволиться из школы, забрать деда и уехать подальше, – предположил Виталий. Мужчина нервно усмехнулся:

– Если бы… Он захотел денег, много денег, у меня столько не было. В противном случае негодяй угрожал устроить публичное разоблачение. Разумеется, я не мог этого допустить. Кроме того, он признался, что на эту мысль его навел некто Пахомов, житель деревни Березки.

– И вы решили убрать обоих, – констатировал Рубанов.

– А что оставалось делать? – Петр удивленно посмотрел на него. – Островский не просто угрожал, он хотел сломать нашу жизнь.

– Ваш дед ломал судьбы многих, – парировал журналист. – Об этом вы не подумали?

– Я думал лишь об одном: как спасти репутацию нашей семьи, – процедил директор. – Мне ничего не оставалось, понимаешь? Я поехал к Пахомову, изучил его распорядок, увидел лекарство и… Дальше тебе, наверное, известно.

– Да. – Виталий опустил голову. – Скажи только, – он тоже перешел на «ты», – почему для убийства Островского ты выбрал такой способ? Где раздобыл снаряд?

– Приобрел по интернету у «черных копателей», – усмехнулся директор. – Наш глава сказал мне, что война еще не закончена, когда я заикнулся о сроке давности. Следовательно, раз она не закончена, люди продолжают гибнуть и от снарядов. А снаряд времен войны раздобыть легко.

– Записка на столе – тоже твоих рук дело? – спросил Виталий, хотя прекрасно знал ответ.

– Совершенно верно. – Боровой галантно поклонился. – Кстати, молодая горничная – моя бывшая ученица. Видишь ли, девочка из неблагополучной семьи. Я много для нее сделал, и она чувствует себя обязанной. Учти, если дело дойдет до суда, в чем я не уверен, она будет молчать как рыба. Вот и сейчас, – он с улыбкой вытащил пистолет, по виду тоже времен войны, – я убью тебя и вынесу твой труп, а потом закопаю где-нибудь. Тебе ли не знать, что поселок окружает лес? Уверяю, для могилы там много места. Или, – Петр усмехнулся, показав великолепные зубы, – не станем марать ковры в гостиной. Будь благоразумен. Все равно тебе не жить. Давай выйдем из гостиницы и поедем в лес. Обещаю, если сделаешь, как я прошу, умрешь без мучений.

Рубанов немного подумал и кивнул:

– Что же, хорошо. Пойдем, господин учитель. Думаю, тебе есть чему учить детей.

Боровой снова осклабился и подтолкнул журналиста пистолетом:

– Иди, не разговаривай. Только без глупостей.

Мужчины вышли в коридор, молча спустились по лестнице. В вестибюле никого не было.

– Моя машина стоит возле кафе. – Боровой легонько ударил Виталия по руке. – Дверца открыта. Садись и не рыпайся.

– Слушаюсь, товарищ начальник. – Рубанов огляделся, оценивая обстановку. Подходя к автомобилю, он развернулся и с силой толкнул Борового, а сам бросился в кусты. Вслед раздался выстрел. Что-то обожгло шею, и горячая струйка потекла за воротник. Не обращая внимания на рану, журналист продолжал бежать, пока не остановился у внезапно появившейся воды. В сумерках он не видел, куда ведет дорога. А она привела его прямиком к озеру. По шуршанию камыша молодой человек понял, что Петр продолжает его преследовать. Он притаился, как кошка, готовая к нападению, а когда появился черный силуэт, бросился на директора: другого выхода не оставалось. Оба покатились по тропинке и оказались в воде. Пистолет выпал из рук учителя. Боровой не растерялся, с силой надавил на голову журналиста, пытаясь утопить его, и удивился, встретив сопротивление.

– У меня встречное предложение, – задыхаясь, выдавил Виталий. – Мы идем к Бутакову, и ты сдаешься. Как известно, чистосердечное признание…

– Отменяется – Казалось, это предложение придало директору сил, и он удержал голову Рубанова под водой несколько секунд.

Когда Виталий почувствовал, что задыхается, собрал последние силы и будто выбросил себя из воды на поверхность. Петр, видимо поскользнувшись, упал. Теперь журналист, накинувшись на него, стал топить. Вероятно, Петр ослабел и уже не оказывал сопротивление. Вытащив его за волосы, Рубанов «подарил» ему боксерский удар в челюсть, вспомнив занятия в секции, и Боровой обмяк. Виталий потащил его к машине, несколько раз бросая на скользкую землю и садясь отдыхать. Наконец ему удалось запихнуть директора на заднее сиденье. Тот начал приходить в себя, и журналист снова приложился к его челюсти. На его счастье, ключи остались в замке зажигания. Рубанов завел автомобиль и поехал к отделению.

Андрей Николаевич Власенко, полковник КГБ, поседевший и уже никак не походивший на веселого мальчика с ямочками на щеках, пил сладкий чай с печеньем и вспоминал давний разговор со своим наставником Валерием Ивановичем Агафоновым, который десять лет назад умер от инфаркта. Сказалась нервная работа, бессонные ночи, недосыпание, недоедание, да и раны, полученные на фронте, давали о себе знать. Этот человек, дослужившийся до полковника, многому научил Андрея и перед смертью завещал продолжить поиски исчезнувшей Таньки. В послевоенные годы группе МГБ, специально созданной для поимки военных преступников, бежавших от правосудия, не удалось напасть на ее след. Генерал Илья Андреевич Сафронов обсуждал с ними разные варианты поисков. Они предполагали, что немцы могли спрятать карательницу, увезти ее в Германию, а потом переправить в другую страну. В таком случае, девушка-палач работала на иностранные спецслужбы. Однако, как утверждал Агафонов, это было маловероятно. Танька не имела образования, не разбиралась в политике, выросла в обычной крестьянской семье и вряд ли пригодилась бы разведке. Другой вариант звучал менее оптимистично. Ее могли ликвидировать, как важного, много знавшего свидетеля, и такая версия объясняла, почему в течение стольких лет организация не напала на ее след. Однако какое-то шестое чувство говорило и Агафонову, и Власенко, что Танька жива, что она живет в СССР, маскируясь под порядочную женщину. Но как, у кого узнать паспортные данные этой фурии? На многие вопросы ответ не находился годами, и Власенко уповал на чудо, хотя сам в чудеса не верил. Ну хорошо, не чудо, так случай. Если на земле существует справедливость, в конце концов палач обязательно найдется. В тот момент майор не знал, как недалек от истины. Именно случай помог напасть на ее след.

…Лето в Москве выдалось знойное, жаркое. Изредка шедший дождь почти не приносил облегчения. Он лишь прибивал серую пыль на асфальте, расплавленном горячими лучами. В один из таких дней патрульный милиционер, разомлевший от зноя, не сразу заметил драку между двумя приличными на вид мужчинами. Они выясняли отношения на автобусной остановке, потасовка становилась все жарче и жарче, и к приходу представителя закона у высокого седовласого старика на белой отутюженной рубашке алела кровь. «Зной, наверное, разморил», – решил патрульный и кинулся их разнимать: