Илья Рясной - Мокруха

Первым заикнулся о том, чтобы отколоться, Гусявин.

— Хочу на почетную пенсию, — сказал он. — Заслужил тяжким трудом. Охота отдохнуть от заплечных дел.

— В гробу отдохнешь, — отрезал Глен.

— Туда я пока не собираюсь.

— А я помогу, если еще раз такой базар затеешь.

Гусявин видел, Глен не кривил душой…

Брендюгин с Гусявиным повадились ходить в пивбар «Садко». Брендюгин в последнее время пил все больше и больше. А к пиву он испытывал давнюю слабость. Мог без чрезмерных усилий влить в себя шесть кружек. Мог и больше. За это когда-то и заслужил прозвище Человек-аквариум.

Гусявин разделывал на столике купленного на рынке у цыган астраханского леща и в который раз думал о том, в какую историю попал. Ведь так хорошо все складывалось. Вышел, хату нашел с «грелкой». Тепло, сытно, пылинки с тебя сдувают. Так нет — большие деньги понадобились!.. Надоело по квартирам лазить и наперстками заниматься — надо было в крутизну полезть. Был безвредным уважаемым вором, а сейчас кто? Убийца старушек!

Гусявин положил в рот кусок леща, отхлебнул пива.

— Глен одурел от крови. Снайпер — идиот, готовый на все. В хорошей мы компании, Гена. Мы с тобой в параше по уши.

— Чего ты все со своими блатными словечками?!

— Привыкай, Гена. Меньше пятнадцати лет нам не дадут, на зоне слова, которые ты от меня узнал, тебе пригодятся.

— Да пошел ты к такой-то матери! — Одним глотком Брендюгин осушил полкружки.

— Мы пойдем туда вместе.

— Я могу дать обратный ход.

— Это мы уже слышали.

— Бабки нужны были — вот и не ушел. Чего вылупился? Хоть завтра возьму и пошлю вас всех к чертовой матери!

— Ты совершенно не всасываешь ситуацию. Думаешь, махнул ручкой, сказал «адью», и разошлись вы с Глиней как в море две селедки? Я же тебе толкую — он полностью слетел с катушек. Я ему говорил, что собираюсь отвалить. Он меня пообещал тут же завалить. И завалил бы. И тебя завалит.

— Меня? Глен? — Брендюгин усмехнулся, сжав ручищу в кулак. — Дурак ты, что ли?

— А сколько ты, атлет, можешь переварить пуль из пистолета Макарова своим желудком?

— Брось.

— Ну, хорошо, отпустит он нас на покой. И что дальше? Он пошел вразнос. Рано или поздно попадется. И пойдем мы с ним вместе за все то, что он и с нами, и после нас наворочал. Мы банда, устойчивая группа, каждый отвечает за всех.

— Что ты предлагаешь?

— Надо мочить Глиню.

— Даты чего?!

— А что? Подумай, мысля дельная.

— Подумаю, — сник Брендюгин.

Слепцову эта вещь нужна была до зарезу. Уже найден заказчик. Уже подготовлены липовые документы. Уже достигнута договоренность с таможенником с Шереметьева-2. Оставалась одна мелкая, но весьма неприятная загвоздка: пока что серебряное яйцо Фаберже лежало в шкафу у цыганской четы Горватов. Эти люди прекрасно знали цену этой вещи, она была их семейной реликвией, и расставаться с ней они не собирались. А потому Глен со товарищи получили заказ.

Перед выездом Глен отозвал Снайпера в сторону и, проглотив комок в горле, пытаясь унять бешено стучащее сердце, сказал:

— Дело особое. Цыгане наркотой занимаются, у них очень серьезные завязки.

— Ну и чего? И не таких делали. Нам их бояться?

— Не о том речь. Легенда тухлая. Через нее могут на заказчика выйти, а дальше на нас.

— Сказки.

— Ты цыган не знаешь. С ними лучше не связываться, все на уши поставят.

— Ты предлагаешь не идти?

— Идти. Но их мочить надо. — Сердце готово было вырваться из груди Глена.

— Надо, так замочим, — пожал плечами Снайпер. Конечно, хорошего мало, но доводы Глена заслуживали внимания. Он прекрасно знал, что при проведении боевой операции меньше всего нужно заботиться о жизни противников. И не такое делали.

— По рукам?

— По рукам. Только смотри, Сявый с Геной опять нюни распустят. Как бы все не испортили. Плохо, когда все в одной лодке, а они настоящей крови не нюхали.

— Ничего, все впереди…

Первый этап — доехать до места. Это не так просто, как кажется. Ведь в салоне три ствола, притом один из них побывал в деле. Милиционеры на постах стоят с автоматами и с недавних пор открывают стрельбу без долгих раздумий. В прошлые вылазки их несколько раз тормозили на контрольных постах, но удавалось выходить сухими из воды. В первый раз ничего не нашли — не особенно и искали. Второй раз отделались двадцатью долларами.

— Гаишникам главное поболе хапнуть. Они на хозрасчете, — говорил Гусявин.

Нестись по дорогам в автомобиле на дело, со стволами, в ожидании предстоящей забавы — в этом был запах опасности. Он будоражил Глена, как запах крови.

Цыганский поселок располагался на окраине Московской области. Работать в тех местах опаснее, чем в других. Областная милиция привыкла биться с толпами вандалов, которые шастают по деревням и выгребают иконы, превращая жизнь местного населения в сущий ад. В некоторых деревнях люди ложились спать, положив рядом с собой вилы и топоры. Борьба с «иконщиками» велась довольно активно, так что наткнуться на стационарный пост ГАИ, передвижной патруль или оперативно-поисковую группу уголовного розыска, парни из которой любят стрелять и делают это умело, можно было запросто.

Им повезло. До места добрались без проблем. Дом стоял особняком, вдали от других, в которых тоже проживали цыгане, и отличался от них величиной и богатым видом. Стук в дверь. Шепот.

— Я с посылочкой от Ахмата.

Вместо гонца с наркотиками хозяева, открывшие дверь, увидели налетчиков, ураганом ворвавшихся в дом…

Из века в век они ходили по городам и селам, разбивали таборы от них поблизости, днем расходились на работу. «Ой, вижу, на тебе порча, это от золота, которое на себе носишь, черный взгляд на нем. Дай, в церковь его отнесу, порчу сниму. Не бойся, я верну», — подходит к вам на улице разбитная цыганка. И люди отдают драгоценности «заговорить», потому что кто, как не цыгане, может безошибочно выбрать жертву и заговорить ей зубы. «Подайте на пропитание, мы не ели три дня!» — просит чумазый цыганенок, жалобно глядя в глаза. И подают, потому что никто лучше цыган не умеет просить подаяния. «Пустите, надо ребенка перепеленать», — умоляет звонящая в дверь женщина. И вместе с ней в квартиру врывается толпа цыган, в шуме и суматохе кто-то из них пробегает по всем комнатам и моментально находит деньги и ценности, потому что никто лучше цыган не знает, где люди их держат.

Сегодня, как и столетия назад, с наступлением тепла цыгане подаются в путь. Кочуют группами по сто — сто пятьдесят человек, рубль за рублем скапливая огромные деньги. Но помимо традиционных преступных промыслов, у цыган появился еще один, самый выгодный — наркотики. Семья Горватов, занимавшая в цыганской иерархии довольно высокое место, давно оценила выгодность нового занятия. С Украины, Казахстана, из других концов Союза, где есть родичи-цыгане (а они есть почти везде, кроме Армении, где почему-то не прижились), едут гонцы с посылками. Маковая соломка, анаша, опийные экстракты. Не нужно связываться с поставщиками, перекупщиками, курьерами, все делается по-родственному, между своими, никто не обманет, не подставит, не продаст. А желающих попользоваться цыганской добротой пруд пруди. Вот они, высохшие доходяги, наркоши с горящими глазами и всклокоченными волосами. Они скажут спасибо за дозу. Без нее им не жить. Они рады, что существуют на свете цыгане и что у них всегда можно получить свой кусочек счастья.