Илья Рясной - Мокруха

Горваты не бедствовали. Дом представлял из себя ненавязчивое сочетание антикварной лавки, выставки западной мебели, техники и образцов продукции из супермаркетов. Два холодильника «Розенлеф» ломились от колбас, ветчин и напитков. Оно и неудивительно, что все Горваты так растолстели…

Все произошло быстро. У двери налетчиков встретили двое — толстенная цыганка, облаченная в цветастый яркий халат, и усатый, полный, с седыми бакенбардами цыган в адидасовских брюках и растянутой на груди майке.

Крикнуть «тихо, если жить хотите!», опрокинуть на пол, позатыкать рты, налепив на них пластыри, защелкнуть наручники. Теперь перетащить «пленных» в большую комнату. Все, дело сделано. Можно гордиться хорошей работой.

— Готово, — выдохнул Брендюгин.

— Быстрее дом осматриваем! — скомандовал Глен. И вдруг резко повернулся: за его спиной со скрипом приоткрылась дверь.

На пороге стояла и расширенными от ужаса глазами смотрела на происходящее девушка лет пятнадцати. Среди цыганок всегда попадались такие, за которых бились насмерть на ножах или дрались на дуэлях мужчины, знатные аристократы теряли голову и бросали ради них все на свете. Девушка была как раз из таких.

На миг все замерло, как в стоп-кадре. Потом раздался пронзительный крик. Девушка бросилась в глубь дома. Глен, опрокидывая стулья, устремился за ней.

— Стой, тварь! — заорал он.

Девчонка обезумела от испуга. Она распахнула окно и наткнулась на решетку. Призванная охранять дом от незваных гостей, сейчас она превратила его в ловушку. Девушка в исступлении трясла толстые прутья, не понимая бесполезность своих усилий.

— Допрыгалась, сука?

Девушка посмотрела на Глена и опять заорала.

Рукоятка пистолета привычно легла в ладонь. Как легко — всего лишь слегка оттянуть спусковой крючок — и смерть… Глен не противился ЖЕЛАНИЮ. Он отдался ему. И нажал на курок… Грохот. Тишина. Вопль оборвался. Девчонка упала. Она напоминала сломанное бурей тонкое деревце. Смерть пришла и легла черной отвратительной кляксой расплывающейся крови на ее грудь. В висках у Глена стучало. Он опьянел, как от стакана хорошего вина.

— Ты что?! — завизжал Гусявин, когда Глен вернулся в комнату.

— Шлепнул ее, чтоб не надрывалась… Чего стоите? Ищите яйцо, пока нас самих не…

Налетчики вытряхивали ящики, осматривали буфеты, горки, серванты. Яйцо Фаберже лежало в спальне на отдельной полке, видно было, что хозяева гордились им. В ящике стола нашли полторы тысячи долларов.

— Еще должно быть, — крикнул Глен.

— Уходим, — махнул рукой Снайпер.

Глен повернулся и выстрелил в голову хозяйке и хозяину.

— Сматываемся, время!

Сявый покачнулся и схватился рукой за дверной косяк.

— Не зевай! Совсем опух?

Глен дернул его за рукав и потащил в машину. Хлопнули дверцы. Взвыл мотор. В отдалении мелькали темные силуэты — это к дому бежали люди.

— Стойте! — слышались крики.

— Как же! — Глен газанул, и машина рванула вперед.

Захохотали ружейные выстрелы.

— Блин! — Гусявин вжал голову в плечи, будто хотел, чтобы она провалилась в грудную клетку.

По багажнику что-то ударило.

— Картечь, — определил Снайпер. — Опоздали. Теперь не достанут.

Машина, следуя изгибу дороги, скрылась за деревьями.

— Выкрутились. Нормально все обтяпали, — нервно ухмыльнулся Глен, всматриваясь в петляющую дорогу.

— Плохо и бездарно, — отозвался Снайпер. — Не сумели нейтрализовать сразу всех, находившихся в доме. Дали девушке закричать и переполошить деревню. Открыли стрельбу. В результате не только не смогли спокойно осмотреть дом, но и еле унесли ноги.

— Да брось ты. Главное, яйцо прихватили.

— Главное, что мы действовали недостаточно слаженно и четко. Влетели, положили хозяев у входа, а потом стоим, ртом мух ловим.

— Ты что, предлагаешь нам учения устраивать? — саркастически осведомился Глен.

— Неплохо бы. Представь, окажись за той дверью не девушка, а телохранители или сын с обрезом — где бы мы сейчас были? Нас положили бы как куропаток. В таких делах нахальства мало. Напор и выучка нужны.

— Ох, вояка.

— Сейчас всю милицию на уши поставят, — продолжил Снайпер. — Нужно перекинуть номера и рассредоточиться. Глен на машине до дома, а мы с вещами и оружием — на поезде.

— Как договаривались, — кивнул Глен.

С четверть часа ехали в полном молчании. Его нарушил Брендюгин.

— Или удавиться… Или в ментовку сдаться.

— Что? — Глен от неожиданности крутанул руль, и машина вильнула.

— Ты, сукин сын, кровосос недоделанный, мы с тобой договаривались на такое?!

— А что, не договаривались, что ли? У нас руки уже в крови.

— У тебя в крови. Что эти люди нам сделали?

— Тремя цыганскими рожами меньше.

— Ё-мое, лучше в тюрьме сгнить, чем так жить.

— В тюрьме? — Глен вдавил тормоз и остановил машину. — Вылезай, скот.

В руке Глена был пистолет. Он выскочил из машины и нацелил его на Брендюгина.

— Сдаваться, да? Хрен ты сдашься!

Хлопнул выстрел. Но из пистолета Брендюгина. Пуля просвистела над головой Глена.

— Ну, давай! Давай насмерть стреляться! — Брендюгин вылез из машины. — Так лучше будет.

Они стояли друг против друга. Никто не собирался отступать. Вопрос был в том, кто выстрелит первым.

— Братки, что застыли? — крикнул Снайпер. — Стреляйтесь уж. А я вгоню пулю в оставшегося в живых, чтоб никому не было обидно.

— Ты… — Глен задохнулся. — Ты еще, сука! Да я и тебя…

— Вряд ли.

Снайпер тоже уже вылез из машины и по привычке нашел самую удобную позицию, с которой при желании мог достать обоих, имея при этом возможность маневра.

Сявый лежал между сиденьями на полу машины и ждал, когда прогремят выстрелы. У него возникла шальная надежда, что все трое сейчас положат друг друга, и он избавится от них раз и навсегда.

— Ладно, живите пока. Оба — Глен повернулся к Брендюгину спиной, засунул пистолет за пояс и уселся за руль.

— Поехали, — сказал Снайпер, тоже усаживаясь в машину. Пистолет его был направлен в сторону Брендюгина. Война научила его не доверять никому и ни при каких обстоятельствах. Брендюгин, огромный, с опущенными плечами, понуро стоял около машины, ствол его пистолета смотрел вниз.

— Ты что, остаешься? — спросил Снайпер.

Брендюгин протиснулся на заднее сиденье. Через несколько минут Глен зловеще произнес:

— Если еще раз выкинешь что-то подобное… С повинной он решил идти. К черту в пасть. Менты таких дурачков любят. Они им лекарство от дурости прописывают — мажут лоб зеленкой… Слизняк…

На следующий день по возвращении из Московской области Брендюгин снова потягивал пиво в баре «Садко» вместе с Гусявиным. Он стал каким-то заторможенным, с отсутствующим взглядом, говорил невпопад, занятый думами о чем-то своем. Заметно было, что он входит в полосу черной депрессии, из которой не каждому дано выбраться. Некоторые сгорали на глазах… По природе своей оптимист и жизнелюб, Гусявин тоже в последнее время глядел на все сквозь черные очки и горстями глотал успокоительные.