Наталия Костина-Кассанелли - Найти, чтобы потерять [litres]

Уезжать и увозить накрепко связанного и спутанного крепкими веревками брата полковницы собирались завтра. Сегодня же архиепископ решил отслужить благодарственный молебен в церкви и дать наставления воспрянувшей пастве, среди которой еще не все слыхали – да и те, кто слыхал, не уверовали, – что страшного кровососа и оборотня не существовало вовсе, а губил и пугал людей не кто иной, как сам Борис Петрович, шурин покойного обозного.

– Да как же вы поняли, владыка, что это он?! – все вскрикивал восторженно отец Мисаил.

– Я и не знал, что это он… сразу-то не догадался, – великодушествовал архиепископ. – Но только одно непреложно понял: морочит всех кто-то из своих. На кого собаки не кидаются и кто снаружи не заходит, потому как не дух это бесплотный и не привидение, а живой человек! У ворот же охрана, и ров, и забор неперелазный. И сообщник у негодяя тут должен быть… непременно должен быть! Не зря ж мы шкуру-то медвежью за частоколом нашли! Пока он внутри орудовал, тот снаружи, обряженный аки шатун, ходил и собак отвлекал, псы-то как скаженные и выли! Сбежал его помощник, жаль, не изловили мы его. Ну, это дело уже и не наше… вызнают теперь, кто пособлял, и накажут всех душегубов как должно! А Бориса Петровича я уж потом подозревать стал. Человек-то он с виду и богобоязненный, и почтенный, но!.. – Владыка строго поднял кверху длинный перст: – Не всякому почтенному наружно человеку верить надо! Поговорил я с домашними доверительно, да вот что и узнал: сватался Борис Петрович к Анне, младшей дочери, еще при жизни Василия Касперовича, да тот ему отказал. И не потому, что церковь разрешения на родственный брак не дала бы – в этом случае как раз венчаться можно, брат Марье Васильевне он был троюродный, – но ненадежный человек Борис Петрович, с изъяном! Полковник хорошо его знал и дочери такого мужа не желал. Игрок был Борис Петрович невоздержанный – отцовское достояние в зернь, кости и об заклады проигравший. К тому же возмечтал он найти философский камень, олово и свинец в золото обращавший, дабы восполнить свои былые богатства. На то его мечтание пустое и на колдунов-алхимиков, обещавших вот-вот ему камень добыть, он остаток денег и спустил. А за Анной большое приданое давали. Да дело и не в приданом, думаю, а больше в самой девице, которая в возраст вошла и стала такой вот раскрасавицей…

Да, это Артемий понимал, как никто другой: у Бориса Петровича и ноги подогнулись, когда он приехал и увидел ее красоту несказанную. Но вился рядом с той, кого возалкало его естество, жених невеликого роду и к тому же гол как сокол… но как сокол же отважен и храбр. Достойный, словом, жених, не чета Борису Петровичу!

– Уж и пообещал Маркелу Капнисту полковник отдать Анну, если на то будет ее согласие, но не успел тот посвататься по всем статьям, как умер генеральный обозный. Умер он смертью наглой и внезапной, никто и не ожидал… Причем умер полковник по приезде своего шурина Бориса, отобедав с оным наедине! – веско добавил архиепископ и строго обвел притихших присутствующих взором. – Совпадение? Не думаю… Схоронили полковника и стали приличный срок соблюдать, чтобы дочерей замуж выдать, но Борису Петровичу того было не надобно! Среднюю-то пускай… а вот Анну он для себя хотел. И вот тогда, думаю, и созрел у него план дерзкий и богопротивный. И алхимия пригодилась, чтобы серный дух пускать, и туман, и прочее, и морочить суеверные головы. И кровь он от зарезанной скотины, кою на кровяные колбасы тут завсегда собирают, в леднике брал и через специальные трубочки как бы изо рта пускал, и саван на себя надевал, и представлялся не кем иным, как самим покойным шурином! И ходули скоморошьи приспособил, чтобы больше казаться, страшнее. И слухи он же и его помощник или помощники распускали: ходит, мол, покойный Василий Касперович по ночам и кровь у жителей пьет… Всех запугал! От средней, Софьи, уже и жених отказался – но Маркел Капнист был не таков. Не желал он от слова своего открещиваться… но, думаю, Анна и сама бы в конце концов ему отказала – чтоб спасти от позора. Страшная история… Перстень же этот, – владыка указал на кольцо с негасимым красным камнем, что даже тут мерцал, словно из его нутра пытался вырваться некий огонь, – я прикажу накрепко в подвале монастырском закрыть! Ровно под алтарем Черниговской Божьей матери, и пусть он там и пребывает навечно под охраной Пречистой. В ее славу и в память про избавление от зла и обмана!

– Что это? – Галя Брежнева с недоумением ткнула пухлым коротковатым пальчиком в аляповатый перстень с красным камнем. – Зачем ты это притащил? Грубо, пошло… зачем он мне?

– Возьмите, Галина Леонидовна! – вкрадчиво сказал человек с лисьей мордочкой и лисьими же повадками. – Ценнейшая вещь! Музейный экспонат! А камень! Это же рубин, настоящий рубин, а не какой-нибудь там корунд! Возьмите… – Тонкие губы вытянулись трубочкой. – Этот перстень носил Папа Римский Александр Борджиа, а потом кто только им не владел! Пятьсот лет занимательнейшей истории и блистательных обладателей!

– Ну а мне он на кой? – грубо перебила поставщика ювелирных изделий гранд-дама загнивающего социалистического реализма, дочь Генерального секретаря Советского Союза и крупнейшая коллекционерша дорогостоящей ювелирки. Выбирала светская львица, считавшая собственный вкус безупречным, исключительно изделия выдающиеся: с крупными бриллиантами, жемчугом, изумрудами, сапфирами, но предпочтение отдавала все-таки бриллиантам чистой воды. Также Галина Леонидовна не пропускала и достойного антиквариата: мебели, оружия, хрусталя и фарфора. Возможно, это кольцо и было какой-то там исторической ценностью и стоило прибрать в свою коллекцию еще и его – денег-то много не попросят, да и денежки у нее всегда водились. Любвеобильный папаша давал без ограничений: слуги народа черпали для себя из народной кассы сколько хотели – на то они и были его слугами! А ежели денежных знаков с собой вдруг не оказывалось, а на ювелирном прилавке, напротив, вдруг появлялось нечто восхитительное и великолепное, она просто-напросто оставляла в кабинете директора магазина или комиссионки расписку. И никто, ни один человек еще ни разу не посмел отказать дочери генсека!

Однако сегодня Галочке не нравились ни оправа, ни огромный камень – пусть и действительно рубин! И еще: камень этот смотрел на нее, Галю Брежневу, слишком пристально… выжидающе… презрительно смотрел! На нее никто не смел так смотреть! Кроме того, все в этом… – она не смогла даже мысленно выговорить слово «изделие», которое не подходило ему, этому музейному экспонату! Также она не смогла бы объяснить, почему помимо того, что перстень выглядел неприятным, отталкивающим… опасным, в конце концов, он казался еще и явно живым !