Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

– Как я могу узнать их имена? – смутившись, спросила Жасент.

– В этом я могу вам помочь, – ответила настоятельница, присаживаясь за длинный стол из темного дерева.

С невозмутимым видом она углубилась в ведомости: водила указательным пальцем по строчкам, размышляла, что-то записывала. Покончив с этим занятием, она, словно охваченная внезапной мыслью, открыла ящик и вынула из него большой конверт.

– Это снимки последних лет, сделанные во время церемонии награждения. Просмотрите их, мадемуазель. Возможно, вы найдете на них себя или вашу покойную сестру. Кстати говоря, я рассматривала их перед похоронами, когда нас навестила матушка-настоятельница из больницы Роберваля. Тогда мы помянули трагическую судьбу вашей сестры. Мы молились об Эмме, наши старшие воспитанницы – тоже. Наша преподавательская миссия, возблагодарим за это Господа, позволяет нам заботиться о духовном воспитании приходских детей. Но в этом году нас здесь всего трое сестер. Образцовая школа для девочек насчитывает двадцать пять учащихся, у нас же два начальных класса с тридцатью пятью девочками.

Не зная, что на это ответить, Жасент взяла в руки пачку фотографий и без приглашения присела на стул. Настоятельница обошла стол и склонилась над ее плечом.

– На обратной стороне есть даты, – уточнила она своим тихим голосом.

Через некоторое время женщины обратили внимание на снимок, сделанный в начале июля 1924 года. На нем была Эмма – она стояла у подножия лестницы, на которой стояли и все остальные ученицы, ступеньки служили для них возвышением. Рядом с ней стояла молодая монахиня. «Боже мой, Эмма в серой блузке, ее кудри закреплены заколками. Какой она была милой!» – пронеслось в голове у потрясенной Жасент.

В этот момент в дверь кабинета легонько постучали, и в приоткрытую дверь заглянула сестра Сен-Тома.

– Матушка, не желаете ли вы, чтобы я подала вам и вашей гостье чаю?

– Нет, спасибо, сестра Сен-Тома, но вы могли бы нам помочь. Посмотрите на этот снимок. Возможно, вы знаете сестру, позирующую вместе с классом. Это было четыре года назад.

Желая оказаться полезной, послушница охотно согласилась. Она внимательно всмотрелась в лицо монахини.

– Да это же сестра Сент-Бландин! Я как раз уходила из монастыря в Перибонке, когда она приступала к своим обязанностям там.

– Ах! В Перибонке есть монастырь? – тихо спросила взволнованная Жасент.

– Это скромное учреждение, не слишком комфортное в период долгих зимних месяцев, – призналась сестра Сен-Тома. – Там я заболела, и это заставило меня вернуться в Шикутими, где наши милые сестры из Нотр-Дам-дю-Бон-Консей поставили меня на ноги.

Крайне взволнованная, Жасент поднялась. Необходимость путешествия в Перибонку казалась теперь еще более очевидной. Эмма могла умышленно укрыться на другом конце озера, если знала, что может найти поддержку у сестры Сент-Бландин.

– Благодарю вас от всего сердца! – воскликнула она. – Правила приличия обязывают меня не раскрывать вам конкретной причины, толкающей меня на эти поиски.

Настоятельница и послушница пристально смотрели на Жасент одинаково заинтригованными взглядами.

– Вы никоим образом не обязаны этого делать, мадемуазель Клутье, – важным тоном заверила преподобная матушка. – Да хранит вас Господь, дитя мое.

«Карты не ошиблись, я поговорю об этом с Матильдой», – думала Жасент по пути из обители.

Она застала свою пожилую подругу за готовкой. Темноволосые косы Матильды были венцом уложены на голове. Выслушав Жасент, она расплылась в улыбке:

– А я что тебе говорила? Верь мне, я чувствую, что ты на правильном пути. А теперь беги, я жду беднягу Пакома. Он всегда рад угощению, но, если ты здесь останешься, он будет чувствовать себя не в своей тарелке.

– Оставляю тебя с твоей выпечкой. Я возвращаюсь на ферму, мне не терпится поговорить с Сидони. Что ж, давай я поцелую тебя в знак благодарности!

Матильда с удовольствием подставила щеку для поцелуя. Для женщины, которую жизнь не особо баловала, это было самым ценным вознаграждением.

После суровой и невероятно снежной зимы, за которой последовала дождливая весна, природа, казалось бы, решила попросить прощения, подарив жителям прибрежных к озеру Сен-Жан территорий преждевременное лето. В безоблачном небе светило яркое солнце. Растительность буйствовала. На деревьях красовалась темно-зеленая листва, блестевшая под ослепительными лучами солнца.

Дом был погружен в спокойную безмятежность. Альберта поднялась к себе отдохнуть, Лорик еще на рассвете сел на поезд в Сен-Фелисьен. Шамплен заявил, что направляется на сыроварню Перрона, не предоставив домашним больше никаких подробностей.

Готовясь к предстоящей поездке в Перибонку, Жасент и Сидони закрылись в мастерской и обсуждали наиболее подходящий для дороги наряд. Теплый ветер с озера задувал через москитную сетку – окно было открыто настежь.

– Мы носим траур, – настаивала Сидони. – К тому же нам необходимо внушать людям доверие. Поэтому никаких фантазий.

– Но ты была бы такой очаровательной в своей зеленой блузке, Сидо! Как-никак, ты имеешь право на то, чтобы выглядеть шикарно! Позволь тебе напомнить: ты впервые покидаешь Сен-Прим!

– Не издевайся, мне здесь нравится. Кто знает, может быть, через год или два я буду жить в Монреале или в Европе! Возможно, в Париже, столице моды!

– Особенно если Сьюзен Валлис так и не ответит на наше письмо, – заметила Жасент. – Все же эта дама была уже в возрасте. В деревне могли не знать о том, что она умерла. Рано или поздно мы об этом узнаем. А теперь подумай хорошенько: ты можешь надеть свою зеленую шелковую блузку с черным пиджаком и юбкой такого же цвета.

– Нет, я надену свой серый жилет под куртку. На судне не должно быть так уж жарко, а у меня нет ни малейшего желания привлекать внимание. А что наденешь ты?

– Раз уж не хочешь ты, я позаимствую у тебя зеленую блузку, она разбавит твой темно-серый трикотажный комплект, который ты тоже мне одолжишь.

– Только будь осторожна, с этой тканью работать непросто. Примерь его прямо сейчас – я более худая, особенно в груди. Если бы ты только знала, Жасент: у меня такое ощущение, будто мы едем искать приключений! Но меня беспокоит то, что мама останется наедине с папой. Если ей снова станет нехорошо, он не будет знать, что делать.

– Этого не произойдет. Ты видела, как загораются ее глаза, когда мы заводим разговор об Эмминой малышке? Не беспокойся: за завтраком с ней будет дедушка, а после обеда зайдет Матильда.

– И чем тебе нравится эта старуха?! – упрекнула сестру Сидони. – А вот меня она пугает. Я уверена, что в ее жилах течет индейская кровь, да и люди считают ее колдуньей.