Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

Жасент в свою очередь поднялась и собрала со стола бумаги с подписью доктора.

– Вы так и не рассказали мне о причинах перерыва в работе из-за недомоганий, – настаивала она.

Доктору Мюррею пришлось выдержать пристальный взгляд ее сине-зеленых глаз, в котором светилось глубокое переживание.

– Усталость, сильная усталость, – ответил он. – Начало преподавательской карьеры может быть изнурительным, если ученики оказываются непослушными и плохо воспитанными.

– В своих письмах Эмма ни разу не жаловалась на учеников. У нее был достаточно твердый характер, чтобы поддерживать дисциплину в классе.

– В таком случае вы осведомлены гораздо лучше моего, чтобы делать какие-либо выводы. Мне жаль, мадемуазель. Вы слышали мою супругу, меня ждут.

– Да, я ухожу… Спасибо, доктор.

Расстроенная Жасент, не зная, что и думать, опустила голову. Это позволило ей заметить, как сильно дрожат руки доктора. Это продолжалось всего мгновение, так как доктор поспешно спрятал руки в карманы брюк.

– Вы сможете выйти через зал ожидания, – заявил доктор. – Вы без труда найдете дорогу. Мои соболезнования, мадемуазель Клутье.

– Спасибо, доктор.

Просторный вестибюль, стены которого были обшиты светлым дубом и украшены картинами, был погружен в полумрак. Двойная дверь, должно быть, вела в остальную часть дома – на навощенном паркете под дверью угадывался луч света, и до слуха Жасент донесся детский крик, за которым последовал женский голос. «Молодая счастливая пара, состоятельная, даже зажиточная… Вскоре на свет появится второй ребенок… Но ведь его руки дрожали», – рассуждала она.

Пьер нежно встретил ее, погладив по щеке и поцеловав кончики пальцев.

– И как все прошло? – спросил он.

Жасент подробно пересказала ему разговор. Лицо его приняло озадаченное выражение, и вдруг он прошептал:

– Кто-то наблюдает за нами из-за портьер.

– Наверное, горничная. Поедем скорее, Пьер. Может быть, я ошибаюсь, но этот мужчина вполне мог соблазнить Эмму, или же она соблазнила его, что в принципе одно и то же. Если бы его руки так не дрожали, я чувствовала бы себя намного спокойней.

Они сели в машину, и Пьер повернул ключ зажигания. Прежде чем завестись, двигатель запыхтел и затрещал. Пьер взялся за руль. Он поехал в сторону церкви, строительство которой завершалось. Это было прекрасное сооружение, украшенное двумя внушительных размеров колоколами стреловидной формы.

– Жасент, допустим, ты все угадала верно. У этого доктора была связь с Эммой, что меня не удивило бы. И он не мог исправить свои ошибки, будучи женатым мужчиной, отцом и всеми уважаемым человеком. В таком случае ответственность за смерть твоей сестры – на нем, однако ей не следовало в него влюбляться. Ложась в постель с женатым мужчиной, Эмма знала, чем рискует.

– Ты прав, и я искренне об этом сожалею. Пьер, я прошу тебя, я должна сохранять мужество, даже если от этого придется страдать. Последние два года я нечасто виделась с Эммой, только на праздники, у нас, в Сен-Приме. Ты должен рассказать мне о твоих чувствах по отношению к ней, о твоих впечатлениях на тот период, когда вы встречались, описать мне ее поведение. Я уже говорила тебе, что записи, которые я прочла в ее дневнике, меня ошеломили. Это не похоже на мою сестричку, всегда такую веселую, с ее грациозными ужимками и кокетством. Нет, мне открылась совсем другая сторона ее личности. И это было ужасающе.

– Но, Жасент, в кого ты играешь? – мягко возразил Пьер. – В детектива? Допрашивать доктора Мюррея, обыскивать Эммину квартиру – все это не твоя работа. Если из-за Эмминого дневника и прощального письма у тебя есть сомнения по поводу смерти сестры – поговори с начальником полиции в Робервале.

– Я сделаю это, когда у меня будут по меньшей мере хоть какие-то достоверные факты.

Пьер продолжал осторожно вести машину, на этот раз – по направлению к Робервалю. Несмотря на то что дорога была покрыта тонким слоем воды, видимость была достаточно хорошей. Озеро казалось спокойным.

Горничная включила светильники в гостиной и столовой. Мягкий золотистый свет подчеркивал богатый декор этого престижного жилища. Искусно отделанные камины, лакированная мебель, велюровые портьеры, бронзовые статуэтки – все было тщательно и со вкусом подобрано хозяйкой дома. Светловолосый мальчуган весело прыгал за отцом из комнаты в комнату, пока тот с озабоченным видом прохаживался взад-вперед. Фелиция сидела в широком кресле. Она вышивала на слюнявчике инициалы.

– Кто была эта девушка в зале ожидания? – небрежно спросила она. – Раньше я ее не видела. Она не местная.

– Действительно. Но тебе не стоило без стука входить в смотровую прямо посреди консультации с этим банальным предлогом про ужин с родителями.

– Было уже за семь вечера. И я имею право сохранять нашу семейную жизнь. Ты обследовал ее?

Теодор Мюррей ощутил, как укол ревности заставил дрожать голос его жены. Он резко остановился и достал сигару из стоящей на камине коробки.

– Иди-ка на кухню, – обратился он к своему сыну, который все еще вертелся вокруг отца. – Девони подаст тебе ужин.

– Да, папа…

Звонкий колокольчик детского голоса странным эхом отозвался в голове у доктора. В надежде избежать неприятного разговора он склонился над Фелицией и погладил ее по волосам.

– Как ты сегодня себя чувствуешь, моя прелесть?

– Ребенок сильно шевелится. У меня все еще болит спина слева.

Он опустил руку на спину супруги и принялся массировать больное место.

– Ты не ответил, Теодор. Кто эта девушка? Она такая красавица!

– Сестра Эммы Клутье, – сухо признался он. – Я так и не понял, что ей было нужно. В школе она нашла какое-то выписанное мной назначение и просила каких-то разъяснений.

Молчание Фелиции не сулило ничего хорошего. Он, продолжая массировать ее спину, осмелился погладить ее округлый живот.

– Значит, нас никогда не оставят в покое, – наконец печально произнесла она.

– Прошу тебя, не заблуждайся! Эта несчастная преподавательница утонула. Я так полагаю, ее родные приехали, чтобы забрать вещи девушки. Поэтому ее сестра меня и навестила.

– Теодор, я не хотела бы слышать больше ни единого слова про Эмму Клутье или ее семью. Я достаточно настрадалась, когда заподозрила, что у вас с этой распутницей роман.

Доктор Мюррей выпрямился и принялся ходить взад-вперед по гостиной.

– Бог мне свидетель: не моя вина, если одна из моих пациенток, пусть юная и довольно милая, остановила свой выбор на мне! – разгорячился он. – Я ее обезнадежил, и с тех пор ее ноги здесь больше не было. На что ты еще жалуешься? Мы с тобой женаты, я уважаю таинство брака, я уважаю тебя. А посему образумься немного! Я не могу принимать исключительно пациентов мужского пола или дурнушек. Я выйду на пять минут, выкурю сигару: запах дыма вызывает у тебя тошноту.