Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Убийц нашли? — поинтересовался генерал.

— Только Ягодку. Остальные двое известны, мы уже вышли на след, — оправдывался Стабиньш.

Генерал успокоился.

— Все это хорошо, — примирительно сказал он. — Но главное сейчас — взять Эрику Пигачеву. Насколько я понимаю, все нити сходятся к ней.

— Главный режиссер — Эглон, — возразил Стабиньш.

— Тогда, Улдис, спешить не стоит. Этому старому оборотню придется доказывать все пункт за пунктом. Тут нельзя дать маху. У него будет целый полк защитников. У нас, к сожалению, еще очень много неясностей.

— Думаю, что с арестом Эрики Пигачевой тоже спешить не следует. Она тертый калач, замкнется. Разговаривать с ней можно только тогда, когда в руках у нас будут железные доказательства. Мы найдем эту бабенку и не будем спускать с нее глаз. И еще. Мне все кажется, что кто-то из наших им помогает. Но это пока лишь предположение. Как у нас говорят, разговор без занесения в протокол.

Генерал что-то отметил в своем настольном блокноте.

— Информируйте меня о ходе расследования через день. Кто занимается делом в прокуратуре?

— Старший следователь по особо важным делам Розниекс со своей группой.

— Знаю, знаю. Умный старый волк с мощными челюстями. Ладно. — Он передал Стабиньшу шифровку. — Подготовьте ответ, но пока не слишком детализированный. Надо попробовать установить с ними контакт. За этим посланием кроется что-то очень важное, интересное.

Стабиньш попрощался и пошел. Вернувшись в свой кабинет, он тут же вызвал Елену. Потом, подумав, позвонил Розниексу.

— Господин следователь? — весело спросил Стабиньш. — Марис уехал? Это хорошо. Не звонил, нет? Это плохо. Если можешь, зайди ко мне, будет Елена, ты ведь знаешь эту прекрасную даму? Посоветуемся. Да, есть новости, просто даже захватывающие, так что поторопись, друг!

Когда Розниекс открыл дверь Улдисова кабинета, Елена была уже там.

— Быстро ты прибежал, ишь какой шустрый старик! Так, наверное, не полагается говорить в присутствии молодой дамы? — Стабиньш был все еще в веселом расположении духа.

— А помнишь, что я тебе однажды сказал, Улдис? — Войдя, Розниекс сел у письменного стола напротив Елены и положил папку на колени.

— Что ты сказал?

— Я сказал: когда ты наконец кончишь балагурить, ты что — не умеешь быть серьезным?

Стабиньш наморщил лоб и вздохнул.

— Эх молодость, молодость, промчалась как быстроногий олень! — Он положил перед Розниексом шифрограмму. — Что ты скажешь по поводу этой депеши?

Розниекс надел очки и стал читать, потом поднял глаза.

— Наши птенчики — перелетные птицы, — вмешалась в разговор Елена. — Летают в теплые края.

— И несут золотые яички, — подхватил Стабиньш. — Здорово, правда, а?

Розниекс вернул ему документ и потер ладонью лоб, будто стараясь разогреть мозги, чтобы лучше работали.

— Пятьдесят миллионов долларов… — с расстановкой проговорил он, вслушиваясь в собственные слова, точно не доверяя им на слух. — На что предназначается столь колоссальная сумма? Для каких целей? И на имя нашей Эрики-Красотки…

— Если бы мне привалило такое счастье, я бы сразу подняла паруса и жила бы себе там, за бугром, как принцесса, — воскликнула Елена. — Ну почему никто мне не шлет долларов, хоть немного? Я ведь хороша собой, и мне вовсе не нужно так много. Разве я меньше стою, чем эта Красотка?

Теперь Розниекс чесал в затылке.

— Что может означать вклад в Бейрутский банк неизвестного бизнесмена? Какие связи с Ливаном у наших бандитов?

— Пошлите меня в Тель-Авив, — снова сказала Елена. — В командировку. Там, говорят, жизнь что надо! Круглый год лето, пальмы, полно фруктов, зарплаты высокие, цены низкие. И зачем зарплата? Этот полковник Либман, возможно, красивый загорелый мужчина, гораздо привлекательней нашенского полковника Стабиньша. Возьму и женю его на себе! Разве плохая идея? Пошлю своего мужа подальше, ко всем чертям! На что он мне такой нужен — если не может обеспечить семью! Там, говорят, большинство женщин не работают и живут припеваючи. — Елена так увлеклась, что не заметила, как Розниекс озабоченно нахмурился.

— Ладно, договорились, пошлем, — пытался охладить ее пыл Стабиньш. — А теперь давайте вместе пораскинем умом, что делать дальше.

Какое-то время стояла тишина, так что было слышно тиканье ручных часов Стабиньша.

— У Эрики Пигачевой, — заговорил Розниекс, — нет и не может быть никаких связей с заграницей, особенно с Ливаном, а у Эглона могут быть.

— Почему не может быть у Эрики? — возразила Елена. — У нее отец за границей.

— Это надо проверить, — согласился Розниекс. — Но прежде всего надо проверить, и очень тщательно, биографию Эглона. Не сотрудничал ли он в войну с фашистами и не бежал ли с ними в фатерланд, а оттуда дальше? Таким у нас теперь почет.

— С фашистами он сотрудничал. — Елена стала серьезной. — И еще как! Был шуцманом и активно участвовал в расстрелах евреев в Латвии.

— Профессиональный убийца!

— Да еще какой! После войны скрывался, грабил сельские магазины, насиловал и убивал. За бандитизм, грабежи и убийства Эглона приговорили к двадцати пяти годам плюс пять лет ссылки. Вот пожалуйста — копия приговора. — Елена вынула из сумки пожелтевшие листы бумаги. — Разыскала в нашем архиве.

— Как вам пришло в голову это проверить?

— Я это сделала, как только раскололась Ягодка, Лилия Грике, и назвала идейного вдохновителя этих убийств.

— Молодец Елена! — похвалил Розниекс.

— Но в биографии Эглона это еще не все, — продолжала Елена. — Он хорошо служил не только немецким фашистам, он хорошо служил и чекистам.

— Как это? — удивился Розниекс.

— Очень просто. Из двадцати пяти лет он отсидел в Норильском лагере меньше шести лет, освободился условно — даже без ссылки отпустили. И сразу назад — в Латвию.

— Так не бывает.

— Нет правил без исключений, — горячо, с неудовольствием бросила Елена. — Стукачом он был в Норильском лагере, обер-стукачом, вот так. — Она бросила на стол завязанную шпагатом пачку. — Вот оно, его персональное дело, как говорится — досье. — Папка оказалась довольно объемистой. «Агент №137, по кличке Паук».

— Любопытное совпадение, — заметил Стабиньш.

Елена открыла папку.

— Ничего загадочного тут нет. Пауком он был там, Паук он и здесь. Паук-кровосос! Вот его биография. Написана мелким каллиграфическим почерком. А вот целый ворох доносов на заключенных в колонии №518, в Норильской области, где он отбывал срок. Тут есть доносы и на русских интеллигентов, на поляков, чехов, евреев, но больше всего он строчил на соотечественников — латышей, которые жили в одном с ним бараке и вместе работали на лесоповале. На основании доносов Паука они, эти люди, были уничтожены.