Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Как вы считаете, случайность может сыграть решающую роль в поведении человека на каком-то определенном этапе жизни?

— Определяющую — нет, — возразил Розниекс. — Человек может справиться со случайностями, если у него достаточно сильный характер, но они могут иметь большое значение для него, многое изменить в его жизни.

— Вы противоречите сами себе! — Взгляд Ингуны стал насмешливым. — Если случайность может многое изменить в жизни человека, то получается, что он не может справиться со случайностями. Мы все равно пришли к общему знаменателю: в нашей жизни от человека очень часто совершенно не зависит многое, а наш преступник — тоже человек! — Ингуна произнесла последние слова даже как-то возвышенно. — Поэтому мы, юристы, обязаны принимать во внимание, на сколько процентов, простым языком говоря, виновен сам преступник и на сколько процентов — случайное совпадение, наследственность, воспитание, окружающая обстановка, общество, социальные условия, интеллект, психическое состояние, общее развитие и сама судьба, если мы в такую верим. Ведь вы прекрасно знаете, сколько умственно отсталых и дебильных детей становятся преступниками, причем чаще всего потому, что они ни на что другое не способны. — Ингуна немного подалась вперед, подперла подбородок ладонями и с нескрываемым любопытством смотрела на Розниекса.

— Вы опять рассуждаете односторонне. Разве мало встречаем мы умных, одаренных, ловких, изворотливых и интеллектуальных преступников? Именно они — наиболее опасны. У них и преступления других масштабов и оборотов, отнюдь не примитивные, а хорошо разработаны и спланированы, а потому и труднее раскрываемы. Взять хотя бы наше дело об убийстве в лесу возле Дзирнэзерса. Его сработали не простачки и дилетанты, напротив, мы имеем дело с изощренным противником. Вот почему все это становится похоже на войну умов. Причем не могу сказать, что мы всегда бываем победителями. Отнюдь нет. Или возьмите историю с Марисом. Они хорошо продумали все мероприятие, а результаты — очевидны. Нам со Стабиньшем был предъявлен основательный шах, ведь нас отстранили от дела. Они, правда, рассчитывали на шах и мат, но мат они получат сами. — Розниекс откинулся на стуле, почувствовав, что успокоился.

Ингуна слушала его внимательно и с интересом.

— И как вы думаете сделать такой ход? — спросила она слегка кокетливо.

Но Розниекс вдруг интуитивно почувствовал какую-то перемену в Ингуне. Что-то неосознанное заставило его насторожиться. «Может, ошибаюсь?» — подумал он и поднял глаза на Ингуну. «Может, потому, что Ингуна — адвокат, так сказать, процессуальный противник?»

Ингуна, словно понимая сомнения Розниекса и желая их развеять, продолжала:

— Да, коллега. Из всего этого сам собой напрашивается вывод, что человек — всего лишь человек, с его жизнью, его внутренним миром, который у кого-то богаче, у кого-то беднее, человек с его характером, прошлым, настоящим, будущим. Я бы сказала — со своей судьбой. Неверно мы раньше говорили: человек — сам хозяин своей судьбы, кузнец своего счастья. Людей нельзя однозначно делить на плохих, злых, хороших и очень хороших. Каждому свойственно что-то хорошее и что-то плохое, иногда человек старается быть хорошим, но жизнь у него складывается так, что он становится злодеем. Как часто люди становятся преступниками как бы против своей воли! А кто-то долго и старательно готовится к совершению преступления, но вдруг все резко меняется, и он не осуществляет задуманное. Чтобы иметь моральное право обвинить человека или оправдать его, нужно очень много знать о нем, о его жизни, проанализировать, как он формировался, как складывался его характер, и главное — самому уяснить, почему человек стал таким, а не другим.

— Ну, знаете, Ингуна, где бедному юристу взять столько времени в нашей сложной и стремительной жизни?

— Недостаток времени — не оправдание. Я не отрицаю политику и практику наказания так такового, ведь человечество пока что не придумало ничего лучше. Весь мир не может обойтись без этой меры. Однако наказание поможет исправлению человека только в том случае, если оно справедливое и гуманное. А если оно несправедливое, необъективное — то либо еще больше озлобит, либо сгубит. И знаете, о чем я еще частенько думаю? Судьи ведь тоже — только люди, причем очень разные. Вот почему наказание зависит всегда от многих обстоятельств. И прежде всего от того — каков судья, которому доверена дальнейшая жизнь человека, его судьба.

— Стало быть, по-вашему, закон — не такой уж главенствующий?

— Конечно! Наказание зависит от характера прокурора и судьи, его интеллекта, психологии и мышления. У нас, к сожалению, не предусмотрено тестирование ни прокуроров, ни судей.

— И еще, — со смехом подхватил Розниекс, — от того, как он выспался ночью, не мешал ли его покою пьяный сосед, не поссорился ли он с женой… А что, если у судьи испортилось настроение из-за каких-то бытовых проблем? У нас ведь они встречаются на каждом шагу. Разве кто-нибудь у нас позаботился о том, нормальные ли условия жизни у наших судей, прокуроров, следователей? Ведь мы всегда были слуги народа, и нам приходилось жить, как и всему народу. Ни для кого не секрет, что наш народ очень долго жил плохо…

— А мои коллеги-женщины? — подхватила Ингуна. — Я не в восторге от судьи-женщины, которая в наших условиях обременена хозяйственными заботами и детьми. Ее обычно захлестывают эмоции, личные симпатии или антипатии, но не хватает хладнокровия. Ее собственные женские переживания частенько одерживают верх, и она торопится высказать свои мысли и точку зрения еще до вынесения приговора. Это недопустимо.

— Но многое в судьбе обвиняемого зависит от адвоката, — Розниекс старается психологически приблизиться к Ингуне. — От того, как он умеет анализировать обстоятельства дела, какие у него способности и какой авторитет в глазах судей, насколько к нему прислушиваются, когда он защищает интересы клиента.

— Насколько к нему прислушиваются… — задумчиво повторила Ингуна. — Есть судьи, которые не только прислушиваются, но и очень считаются с мнением адвоката, но есть и такие, кто в зале суда без всякого стеснения болтают со своими заседателями…

Ингуна умолкла. В тишине слышен был только музыкальный писк часов на руке Розниекса. Последних ее слов он уже не слышал — он видел только ее, Ингуну. Взглядом ласкал ее лицо, глаза, губы, шею. Ингуна почувствовала это, подняла глаза. Теперь они выражают мягкую покорность, желание быть любимой.

Розниекс уже не может отвести от нее взгляда, почти физически чувствует, как его тянет к ней. Как магнитом.

Ингуна, съежившись и подобравшись вдруг от странного чувства растерянности, продолжала сидеть за своим столом.