Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Ни малейшего сходства.

Взяв ножницы, Розниекс разрезал фотографии на пять частей, отделив лоб, глаза, нос, рот, подбородок.

— Теперь дальше. Заменим им глаза. Подходит?

— Нет.

— Рот?

— Тоже нет.

— То есть, лицу Ромуальда не свойственна ни одна черта его матери.

— Может быть, он в отца?

— Пробовал. Тоже ничего не выходит. Комбинировал лица отца и матери. Но ничего, похожего на Ромуальда, не получилось.

Улдис разогнулся, потер затекшую спину и сел на табуретку в углу.

— Иногда дети выходят в деда или бабушку.

— Бывает, — согласился Розниекс, — но что-то от родителей все-таки должно быть. Я изучил фотографии Ромуальда в различных возрастах, но без толку. Я уже давно заметил, что он не похож на родителей, а сейчас решил проверить основательно.

— На кого же он похож?

— Знаешь, на кого? На Вершинина немного: нос, подбородок.

— Вот так номер! — вскочил на ноги Улдис.

Розниекс усмехнулся.

— Сходство еще не означает родства. И мой метод не имеет научного обоснования. Самодеятельность!

— Тем не менее, она наводит на размышления.

— Не на размышления, но на действия. Придется изучить биографии всех наших персонажей с самых пеленок. Всех подряд, с Ромуальда до Пуце. Установить, чьи пути пересекались, когда и как.

— Не знаю, — пробормотал Улдис, вновь усаживаясь на табуретку и вытягивая ноги. Он понял, что заниматься этой работой по милости друга придется ему. — По-моему, это напрасный труд. Лучше копнем глубже в магазине… И я же должен найти Паэглите! — вдруг вспомнил он.

Розниекс встал, едва не ударившись головой о низкий потолок лаборатории.

— Магазином займусь я и ревизоры. Санаторий тоже заберу в свое ведение. Паэглите будут искать рижане под командой капитана Соколовского, а тебе предстоит командировка в Мурманскую область и далекий Хабаровский край, — Розниекс отворил дверь, собираясь выйти. — Сейчас позвоню Лиепниексу, чтобы выписал командировочные и приготовил деньги.

— А меня ты спросил? Может, я и не собираюсь ехать!

— Когда я тебе выложу все мои соображения, сам попросишься!

Розниекс задумчиво поглядел на давно некрашенную скамейку в углу парка. «Здесь сидели два немолодых уже человека, — он вспомнил письмо, в котором Вершинин упоминал места их встреч с Ольгой. — Что за человек Вершинин? Судя по письмам — умен, эрудирован. Ольгу уважал, может быть, даже более. Он, возможно, знает, что произошло с Ольгой. Но взял и исчез. Может быть, ему известно куда больше, чем мы думаем?»

Следователь подошел к скамейке, сел. С дерева, медленно кружась, слетел коричневый, высохший лист — один из последних. Остальные давно уже сгнили и убраны. Голые деревья мерзли, протянув сучья к свинцовому небу. За парком сразу же начиналась стерня — спускалась в долину, потом снова поднималась почти до самого санатория.

«Подозрения падают на многих, да, на многих. Но нельзя лишаться объективности. В свое время профессор Ледыньш, читавший нам уголовный процесс, сказал: «Следователем можно быть лишь тогда, если ты одновременно и следователь, и прокурор, и адвокат, свидетель и обвинения и защиты, если не останешься в стороне, но войдешь в их роль, увидишь происшедшее со всех сторон, с разных точек зрения, если станешь воспринимать дело, как объемную скульптуру, но не как неумелую картину, в которой нет глубины».

Розниекс встал и медленно пошел по аллее. Окруженная старыми липами, она тянулась вдоль пригорка и заканчивалась у мостика, соединявшего берега неширокой речки.

«Здесь они тоже бывали, — вспомнил Розниекс письмо. — Ленинградская милиция сообщила, что у Вершинина в сентябре была командировка в Калининград, на целый месяц. От Калининграда до Риги не так уж далеко. Но Ромуальд ничего такого не заметил… Договориться, назначить свидание можно было и по телефону. — Розниекс глядел на отражение мостика в темной, спокойной воде; четкое отражение не позволило заглянуть в глубину. — Кто же такой Вершинин? Какие письма получал он от Зиедкалне? И какова была в своей сущности сама Зиедкалне? И сын, и коллега могут характеризовать ее и необъективно. Может быть, она шантажировала Вершинина? Каким образом? Все это лишь догадки, фактов за ними нет».

По петлявшей тропке Розниекс направился наверх, где на вершине холма находилось летнее кафе. Сейчас, когда сезон кончился, кафе не работало.

«Здесь они ели мороженое, пили кофе… Если я приеду в Ленинград и явлюсь на место его работы — может быть, в сейфе найду ее письма. Вряд ли он держит их дома. Но сперва надо попросить Карклса обойти частные домики и выяснить у владельцев, не снимал ли у них в сентябре-октябре похожий на Вершинина человек комнату. Может быть, снимал лишь на несколько дней, чтобы было где встречаться с Зиедкалне. И все же надо добыть письма, заочно познакомиться с Вершининым». Розниекс посмотрел на часы и, ускорив шаг, повернул к санаторию.

— Если Магомет не идет к горе, гора идет к Магомету, — внезапно услышал он позади низкий, сочный мужской голос.

«Это еще откуда? Никого же здесь не было!»

Рядом с Розниексом, чуть склонившись вперед, шагал высокий человек с шапкой седых волос над выразительным лицом.

— На этот раз я следил за вами, а не наоборот, — усмехнулся человек. — Вчера здесь суетился туда-сюда другой паренек. Но вы показались мне более симпатичным, и я решил, что нам стоит поговорить.

— Поговорить всегда стоит, — осторожно ответил Розниекс. — С кем имею честь?

— В мое время разведчик так не спросил бы. Он знал бы, с кем говорит, а если бы и не знал, то не показал бы этого.

— Если б я не знал, что Сергей Вершинин находится в Ленинграде…

— Устарелые данные. Вершинин здесь с позавчерашнего утра.

— Очень приятно. Я следователь Розниекс из прокуратуры. Вы сэкономили мне поездку в Ленинград.

— Из-за одного этого мне не стоило бы ехать. Думаю, что я сэкономил для вас куда больше.

Остановившись, Розниекс вопросительно взглянул на спутника:

— Что вы хотите этим сказать?

— Что знаю, кто убил Зиедкалне.

Наступила тишина, только из санатория доносилась лирическая песня в исполнении Эдуарда Хиля.

— Хорошо, — проговорил затем Розниекс, обдумывая, как вести себя дальше. — Где вы могли бы дать мне показания?

— Если не возражаете, могу пригласить в мои апартаменты.

Розниекс кивнул.

— У вас путевка сюда?

Вершинин поднимался на холм быстро, необычайно легко для его лет. Розниекс, бывший почти вдвое моложе, поспевал за ним с трудом.

— Нет. На этот раз я неофициально. Сейчас придем.

По глинистой дороге они подошли к нескольким частным домикам, окруженным огородами. Лениво тявкнула собака. Вершинин пересек двор, вошел в кирпичный домик, отпер дверь комнаты.