Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Будем, будем воевать! — смеется Алина. — С великой Россией воевать будем — и победим ее, разгромим и захватим нефть, уголь, газ, золото, алмазы, да мало ли еще что! И начнем с Западом вовсю торговать.

— Лучше бы с преступниками воевали, — ворчит Розниекс. — А то на улицу выйти нельзя.

Он кладет свои теплые большие ладони на очень женственные, без маникюра, руки дочери, гладит, нежно пожимает. Неординарной выросла его дочь — угловатой, своеобразной. Он и не заметил, как она выросла. Всегда был занят. Непохожей на других была Алина еще совсем ребенком, когда только начинала говорить. «Это не картошка», — лепетала она, показывая на свеклу, не зная еще этого слова. «Задай ему, мамочка, — когда Имант напроказил, — поделом ему, поделом!» В куклы она не играла, не очень интересовалась и другими игрушками. Всегда она о чем-то размышляла, что-то рисовала, вырезала из бумаги, клеила. Однажды испачкала клеем руки и платье. Когда Инта надавала ей по попке, она не плакала, только сказала: «Опрокинулся, паршивец!» Из всех своих игрушек любила только белого лохматого медвежонка. Брала его с собой в постель. Потом, когда медвежонок из белого превратился в серо-бурого и потертого да еще лишился передних и задних лап, которые оторвал Имант, Инта решила сжечь его в печке. Алина не возражала. В тот день она устроила настоящие похороны, с шествием по всем комнатам, украсила медвежонка цветами, нарвав их на Интиных клумбах.

Когда Имант искалечил белого медвежонка, Алина набросилась на него с кулаками, но ей досталось. Назавтра утром, когда Имант был в школе, Алина прямо посреди комнаты сожгла его учебник, за что и ей досталось от матери. Инта частенько ребят шлепала. Но Розниекс — никогда. Инта смотрела на дело иначе. «Совсем от рук отбились, — упрекала она мужа. — А ты смотришь, как на зверинец в цирке. Одна я должна, по-твоему, воспитывать этих сорванцов?»

Училась Алина хорошо, ей нравились почти все предметы. Но за домашние задания садилась неохотно. Ей было достаточно того, что усвоила в классе. Иной раз учителю казалось, что Алина не слушает, занята чем-то посторонним, но когда он ее вызывал, она без труда могла повторить все, о чем говорилось на уроке. У нее всегда были вопросы. И не потому, что она чего-то не поняла, а потому, что хотела знать больше; иногда пыталась и оспорить то, что считалось само собой разумеющимся. Из-за этих ее глубокомысленных и даже еретических вопросов на работу Розниексу позвонил директор школы и просил зайти побеседовать…

Кто-то скребется в дверь. Алина подходит, открывает. Мягко, величаво ставя лапы и важно подняв хвост трубой, в комнату входит черно-белый кот Мик. За ним, виляя хвостом, тяжеловесно ступает Марта — сенбернар каштанового цвета, с крупными белыми пятнами. Марта подходит ближе, смотрит на экран телевизора и с неудовольствием отворачивается. Алина садится на стул, берет на колени Мика и, погладив Марту, совершенно серьезно говорит:

— Эти двое умнее тех, что на экране и…

В комнате резко звенит телефон.

Трубку берет Инта.

— Никуда он не поедет. Розниекс болен, у него бюллетень.

Подходит Валдис и забирает у нее трубку.

— Что случилось, кто говорит?

— Простите пожалуйста, — в трубке молодой мужской голос, — что в субботу вас потревожил. Я понимаю — вы больны, я не знал, простите.

И дает отбой.

Розниекс кладет трубку и бросает злой взгляд на жену, которая, однако, не обращает на это внимания.

— Никуда ты не поедешь, — стоит она на своем, — хватит, ты больной старик. Не поедешь, говорю. Ты мне всю жизнь отравил этой своей прокуратурой, своими поездками, трупами, ворами, грабителями. Даже в субботу и воскресенье, когда все нормальные люди отдыхают, нет покоя!

— Он не из нормальных, — отзывается Алина. — Он фанатик, любит свою работу. Ничего другого не может! Пора бы уж тебе привыкнуть.

Розниекс хочет на Инту цыкнуть, чтоб не лезла не в свое дело, но после монолога дочери только пожимает плечами и, взяв трубку, набирает номер.

— Дежурный следователь? Это Розниекс. Говорите! — Тон у него категорический.

В трубке какое-то время молчание.

— Я только что звонил районному прокурору, — раздается голос, — он велел звонить вам, очень сложное дело. Действовать надо немедленно, а то будет поздно.

— Так что там такое? — теряет терпение Розниекс. — Изложите суть дела!

— Вооруженное ограбление квартиры с изнасилованием.

— Но это же больше в компетенции полиции.

— Там два трупа. Изнасилована и задушена женщина, раненный мужчина при смерти. Он в больнице. Ранен и полицейский. А грабители ушли по крышам, взять удалось только шофера с краденой видеотехникой. Одному мне не справиться… — И снова пауза, после чего, словно извиняясь: — Я работаю только второй год!

— Пришлите дежурную машину! — коротко говорит Розниекс и задумчиво смотрит на трубку, поворачивая ее вправо и влево, потом кладет на рычаг.

— Надо ехать, — понимает Алина.

— Надо, дочка! — подтверждает Розниекс и уходит в спальню одеваться.

В хирургическом отделении больницы, как обычно в субботу пополудни, почти не видно персонала. Утренние хлопоты кончились, и врачи, сестры, санитарки разбрелись кто куда. Длиннейший коридор с плиточным, под мрамор, полом полон больных. На кроватях, раскладушках и на матрацах прямо на полу — всюду больные. Одни лежат, другие сидят. У кого перевязана голова, у кого рука или нога. У одного кверху задрана нога — привязана к блоку с противовесом. Другой лежит под капельницей. Возле постелей — тумбочки с продуктами, лекарствами, киселем, фруктами и всякой всячиной. Двери в палаты открыты. Там обитают счастливцы, которые уже вылежали очередь в коридоре. Воздух здесь спертый, пахнет лекарствами и кровью.

По узкому проходу между кроватями следователь Розниекс пробирается к ординаторской, стараясь никого не задеть, ничего не опрокинуть. Больные не обращают на него никакого внимания — кто тихо стонет, кто дремлет, кто без сознания, а кто просто размышляет о своей участи. Лишь сухонький старичок с седой бородой невесть почему смотрит на него с доброй улыбкой. Как луч солнца в темноте.

Добравшись наконец до нужной двери с надписью «Ординаторская», Розниекс хочет постучать. Но тут перед ним как из-под земли вырастает накрашенная сестра с красным крестиком на белой шапочке и золотым крестиком на шее.

— Что вы здесь делаете? Кто вам разрешил сюда пройти, притом без халата? — налетает она на Розниекса и кричит: — Уходите, не то позову врача!

— Именно врач мне и нужен, — миролюбиво защищается Розниекс. Его спокойный тон несколько охлаждает ее пыл.

— Что вам нужно от врача? Никто вас сегодня не примет, — нерешительно ворчит она, но уже без крика, опасливо разглядывая Розниекса и цербером становясь у двери.