Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Дверь в это время отворяется, и в ней появляется статный, с проседью врач в темных роговых очках.

— Что вам угодно? — тихо и вежливо спрашивает он, — Заходите, пожалуйста!

Пожав плечами, сестрица исчезает.

— Присаживайтесь! — приглашает доктор и сам тоже садится по другую сторону стола. — Что вас сюда привело? — Усталые глаза в сети мелких морщинок смотрят вдумчиво, благожелательно.

— Видите ли… — сдержанно начинает Розниекс. С этим любезным человеком ему не хочется говорить официальным, служебным тоном. Однако же время не терпит. — Видите ли, — повторяет он, — я из прокуратуры.

В лице врача не дрогнул ни один мускул, он так же любезен и благожелателен.

— Я вас слушаю, — терпеливо говорит он, глядя в лицо посетителю.

— Сегодня утром к вам привезли Алексея Борзова, — продолжает Розниекс.

— Да, он в крайне тяжелом состоянии, вряд ли выживет, делаем все возможное, но… — он с сожалением разводит руками. — Пуля застряла в легких. Мы ее извлекли, но человек этот потерял слишком много крови. Донорской крови у нас нет, консервированной крови тоже.

— Какая у него группа? — спрашивает Розниекс.

— Третья. Но теперь уже не поможет, — медленно говорит врач.

— Третья? — оживляется Розниекс. — Я позвоню дочери, она состоит в донорском благотворительном фонде.

— Не надо, — безнадежно машет рукой доктор. — Теперь уже поздно. Возникли серьезные осложнения, которые мы не можем устранить. К сожалению, часто мы бессильны, — вздыхает он.

Розниекс молчит, не зная, что сказать, как начать важный разговор.

— Нельзя ли мне немножко побеседовать с этим человеком? — говорит он. — Совершено тяжкое преступление. Этот человек — и потерпевший и свидетель одновременно. Его показания очень помогли бы нам в поимке преступников…

— Понимаю, — кивает головой врач, — понимаю. Но он больше не приходит в сознание и вряд ли придет. Он в реанимации.

— Может быть, можно попробовать?

— Попробовать можно, но применять антигуманные средства я отказываюсь.

— Что за средства? — У Розниекса мелькнула надежда.

Врач делает вид, что вопроса не расслышал, и встает:

— Пойдемте! Я вас к нему отведу.

В реанимации палата тоже полная. Жизнь в больных здесь поддерживают подключением к системе, кислородными подушками и другими средствами.

На одной из кроватей лежит брюнет. Лицо серое, на лбу крупные капли пота. Он тяжело дышит, стонет и хрипит.

— Вот он, ваш человек, — показывает доктор.

— Сильва, что они делают, Сильва! — больной, видимо, кричит изо всех сил, но губы его едва шевелятся. Но Розниекс слышит. Словно захлебнувшись, больной хрипит. И потом снова: — Сильва, Сильва, я сейчас этого толстяка убью, застрелю толстого кабана, потерпи, Сильва, я сейчас…

Он начинает метаться. Подходит сестра, тут же в углу сидевшая на табуретке, вытирает ему мокрый лоб и вопросительно смотрит на доктора, потом бросает на Розниекса осуждающий взгляд.

— Сегодня уже были посетители, — говорит она. — Жена и брат, и уже мучили больного.

— Жена и брат? — глядя на сестру, Розниекс удивленно поднимает брови.

— Ну да, близкие родственники, мы не можем не пустить.

— А как они выглядели?

— Как, как! — недовольна сестра. — Брат высокий брюнет, с проседью на висках, словом, интересный мужчина.

— А жена?

— Жена яркая, с пышными волосами и красивыми темными глазами. Им повезло. Больной на минутку пришел в сознание.

«Странно, — думает Розниекс. — У Алексея Борзова нет братьев, а жена Сильва-Генриетта в морге». Он только пожимает плечами.

Но сестра попалась разговорчивая:

— Они рассуждали о каком-то бизнесе, больной разволновался и снова впал в беспамятство.

Доктор внимательно смотрит на больного, приоткрывает ему веки, щупает пульс. Больной по-прежнему хрипит, на губах появляется пена.

— Да, кончается, — печально вздыхает доктор.

Розниекс в задумчивости.

— А нельзя ли этого человека хоть на минутку привести в сознание? — неуверенно спрашивает он. — Мне необходимо задать ему несколько вопросов. Это очень важно.

Доктор качает головой:

— Не имею права, это ускорит смерть и будет негуманно.

Но Розниекс не сдается:

— Если мы поймаем преступников, убийц, то тем самым спасем не одну жизнь — много, и это будет гуманно. Не так ли?

Врач колеблется, снова качает головой и, немного помедлив, называет сестре по-латыни какой-то препарат. Вскоре сестра приходит с поднятым шприцем — на игле бисеринка жидкости. Делает укол. Больной стихает. Потом медленно открывает глаза. Выражение осмысленное. С опаской смотрит на Розниекса. Тот живо извлекает небольшой магнитофон, привезенный ему другом из-за границы.

— Я следователь, — тихо говорит Розниекс. — Сколько их было, как они выглядели? — Он прикладывает микрофон к самому рту больного.

— Слушайте, следователь, я вас не звал, — сердито шепчет больной почти одними губами. — Никто вас не просит вмешиваться. Со своими проблемами сами справимся, — он набирает в грудь воздуха. От лица отливает кровь, оно становится белым как мел, потом землистым. Больной вздрагивает и стихает. Глаза стекленеют, смотрят в потолок. Сестра закрывает ему веки.

— Все, — говорит доктор.

Розниекс растерян.

— Он мог бы еще жить? — несмело спрашивает он.

— Часа два, не больше.

Розниекс вздыхает, медленно встает, кладет в портфель портативный магнитофон и уходит.

Андрей Силав — коренастый лысый мужчина — открыл дверь своего кабинета.

— Заходите, пожалуйста, я вас жду! — обратился он к дородной блондинке средних лет, сидевшей в коридоре на стуле у двери кабинета. — Заходите, присаживайтесь, — Силав подчеркнуто вежлив и любезен.

Женщина робко вошла в просторный, но очень безвкусно обставленный кабинет и села напротив массивного дубового письменного стола.

Силав неторопливо подошел к сейфу, вынул папку и положил на стол перед женщиной несколько фотографий.

— Ну, вот они, — он встал позади женщины. — Посмотрите, пожалуйста, и подумайте, кто из этих молодчиков двадцать третьего марта был в вашем магазине. Смотрите внимательно.

Женщина повертела в руках одну, другую, третью фотографию, вынула из сумочки очки и, рассмотрев снимки еще раз, положила на стол и покачала головой.

— Знаете, господин подполковник, — она, смущаясь, глянула на Силава, — знаете, я и правда была в сильном волнении. Первый раз в жизни такой случай. Я так испугалась, что толком не разглядела грабителей, не могу вам сказать…

— Ну что вы, что вы, — Силав дружески положил ей руку на плечо. — Чего же так неуверенно? Приглядитесь, вот этот не похож? — Он ткнул пальцем в одну из фотографий.