Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

— Может быть, может быть, — сомневалась женщина. — Только я не уверена.

— Уверенность появится, когда вы увидите этого негодяя в натуре, как говорится, во всей красе, — он настаивал. Сел в мягкое кресло за письменным столом, откашлялся и подал ей фотографию. — Возьмите снимок домой и вечером перед сном как следует рассмотрите. Вспомните и восстановите в памяти, как все было, все происшествие. Только не робейте, чтобы завтра утром вы могли мне все рассказать, разыграть как по нотам. Ха-ха-ха, — Силав нехорошо засмеялся. — Завтра в девять я вас жду.

Женщина вздрогнула. Однако не возразила. Хозяином положения был Силав, он продолжал:

— Придете, устроим опознание, потом у вас с этим подонком будет очная ставка. Скажете ему в глаза, что он в тот день творил.

На лице женщины появились страх и растерянность. Она смотрела Силаву прямо в рот. Ухмыляясь, он встал с кресла и начал ходить по кабинету, как наставник, задавшийся целью во что бы то ни стало вдолбить бестолковому ученику сложный материал.

— Вот придете и сядете там, у моей двери. Когда этого молодца поведут, вы его как следует рассмотрите, возьмите с собой газету и читайте, чтобы он заранее вас не заметил. Ясно?

Женщина обстоятельно, точно делая важное дело, открыла сумочку, долго в ней рылась, достала носовой платочек, вытерла им сухой нос и затеребила платочек. Вид у нее был как у загнанного барсука, которому не убежать.

— А если я не смогу его узнать, не опознаю? — пыталась она возражать безнадежным голосом — как девушка, которая знает, что все равно придется уступить, но упирается, чтобы оправдаться перед собой.

— Ну, знаете, это ваше дело! — Силав уже терял терпение. — Запомните: если грабителей не изобличат и настоящий виновный не будет найден, то отвечать будете вы. Вы материально ответственное лицо, вы подписали договор, вам и покрывать убытки из своего кармана. — Теперь он говорил твердо и зло. — Может, у вас в чулке есть сто тысяч репшиков? Так и платите на здоровье… — откровенно издевался он.

— Таких денег у меня нет, — тихо, одними губами выговорила она.

Силав по-прежнему ухмылялся:

— Их будет перед вами трое молодцов. Виновный будет посредине. Как следует его разглядите, покажите пальцем, и мы составим протокол опознания.

— Но… если вдруг все же не он? — в отчаянии выбросила она последний козырь. — Я… я не хотела бы брать грех на душу…

Силав вскочил, как подброшенный пружиной.

— Вы мне будете еще тут сомневаться! Нашлась безгрешная торговка! Мы же знаем, кто взял вашу кассу, — отчеканил он. — Виновный нам давно все рассказал, — соврал он. — Опознание — всего лишь формальность, нужная для суда. Пусть эти олухи там радуются. Значит, договорились, — заключил он тоном, не терпящим возражений. — Завтра в девять, уважаемая, я вас жду, — сказал он другим голосом, уже любезней. И галантно открыл дверь кабинета.

— Дура набитая, — вслух сказал он, когда дверь за женщиной закрылась. — Старая сволочь! — сплюнул, снова сел в кресло за письменным столом и взял трубку внутреннего телефона: — Ну как, бензин достали?.. Негде взять?.. Черт бы вас всех побрал! Лопухи вы, а не полицейские! Не могут конфисковать у кого-нибудь бензин вместо штрафа…

— Нет бензина, все нету и нету, — бурчал Силав, удобней устраиваясь толстым задом на мягком сиденье. — Надо немедленно провести следственный эксперимент, пока еще этот парень теплый. Остынет, спохватится, тогда попробуй с ним поговорить. Замкнется как сейф с шифром.

Силав — старый оперативник, собаку съел на этом деле. Он-то знал, что такое следственный эксперимент. Если хорошенько и умелыми руками обработать задержанного, то он сознается во всех своих и не своих грехах. Тут уж надо сделать все, чтобы он в присутствии понятых свои слова подтвердил и показал, где и что делал, что взял. Потом сфотографировать и снимки вклеить в дело. Хорошо, если он возьмет на себя как можно больше эпизодов — свои и чужие. Тогда процент раскрытия преступлений растет, ой как растет! И глядишь — вместо выговора за нераскрытые преступления премию заработаешь. Однако нужно, чтобы опер, обработавший парня, был с головой и сумел хорошенько ему втолковать, где и как, в каком месте и что взято, во всех деталях, чтобы совпало с материалами дела. Обвиняемому все равно — если на нем уже есть три эпизода, он возьмет еще пять, подумаешь, статья ведь та же. А чистосердечное признание является смягчающим вину обстоятельством. За признание можно потом предоставить свидание с женой или с девушкой, дать водочки, пусть выпьет, и раскладушку — пусть всласть натрахаются. Всем хорошо — все довольны. Неплохо пригласить на следственный эксперимент и адвоката — из тех, кому ты когда-то подкинул жирное дело. Или из «близоруких», которые охотно подпишут протокол. Вот и пусть потом обвиняемый попробует отказаться от своих показаний! В приговор запишут: хочет уклониться от ответственности, не искренен — и добавят срок…

Силаву не терпелось действовать. Он вскочил с места и короткими шажками стал мерить кабинет от окна к двери, от стены к стене.

— Черт бы побрал эту нашу независимость вместе с Верховным Советом и Годманисом впридачу. Раньше был порядок, бензин из России тек рекой, на служебной машине езжай куда хочешь — и по делам, и в кабак, и к девочкам. Начальство каталось почем зря, сколько душе угодно. А теперь на место происшествия не на чем выехать!

«У меня-то в гараже есть пара бочек трофейного бензина, — вспомнил Силав. — Да фигу им, пошли они в зад, буду я на них свой бензин тратить!»

Приглушенный звонок телефона бисером рассыпался в кабинете Силава, оборвав нить его мыслей.

— Того домушника мы тебе подготовили, — рокотал в трубке низкий мужской голос. — Вести наверх?

— Вы, старики, не перестарались? — весело отозвался Силав. — Он врача не потребует? Сейчас явится следователь из прокуратуры.

— Не бойся, шеф, не потребует. На этот раз другой вариант. Так вести наверх, тебя спрашиваю?

— Нет, не надо, сам спущусь.

— О’кей, — и в трубке короткие гудки.

В следственных камерах Полицейского управления народу было в этот час довольно много. Силаву пришлось работать рядом с соседкой, которая уже в присутствии адвоката допрашивала подростка. Полицейский ввел арестованного.

Силав поднял глаза от бланка протокола допроса, который уже начал заполнять, бросил на вошедшего вопросительный взгляд.

Плечистый парень в полосатой майке, с темными кудрями и хитрыми цыганскими глазами лениво уселся на прибитую к полу табуретку и подмигнул Силаву.

— Антон Калачников, — он снова подмигнул, — родился в 1968 году в Риге…

— Хватит! — грубо оборвал его Силав. — Протокол составим после. Рассказывай, как вы ограбили квартиру, сколько вас там было, кто да что? Говори, говори, нам все равно уже все известно. Если не скажешь, твои товарищи все выложат, и тогда будет поздно! — Силав так и сыпал штампованными фразами, не глядя на Калачникова. — Давай, рассказывай, сейчас придет следователь из прокуратуры…