Геннадий Дмитриев - Погашенная луна

— Но когда, когда? Мне кажется, что это никогда не кончится.

— Скоро, очень скоро всё это безумие прекратится, начнётся мирная, спокойная жизнь.

— Но ты не хочешь мирной жизни, тебя могут разоблачить. Что тогда?

— Не разоблачат. Фрунзе верит мне. А теперь иди домой, нам не надо больше видеться. Завтра я уезжаю.

Она отстранилась от него, посмотрела в его глаза с болью во взгляде, тихо сказала:

— Прощай.

Перекрестила его, поцеловала в лоб, повернулась и ушла. Он долго глядел вслед, пока хрупкая фигура её не растаяла в вечернем тумане.

Русская армия, которой сперва командовал Врангель, затем Кутепов, полностью потеряла своё, как военное, так и политическое значение. На связь с Макаровым никто не выходил. После того, как последний корабль с эмигрантами отошёл от Графской пристани, никто ни разу так и не передал ему привета от Николая Ивановича. Он служил в Красной армии, участвовал в боях с Петлюрой, и заслужил репутацию грамотного, знающего своё дело военного специалиста, преданного Советской власти. Был награждён орденом Красного знамени и получил третий кубик к нашивке на рукаве, что соответствовало командиру батальона. Когда Троцкого отстранили от руководства Красной армией, и на должность наркома по военным и морским делам в январе 1925 года был назначен Фрунзе, он вызвал к себе Макарова и предложил:

— Ну, что, Вадим Сергеевич, война закончилась, нужно всерьёз заниматься военным строительством, реформировать Красную армию на современной основе. Поедешь со мной в Москву?

— Спасибо Вам за доверие, Михаил Васильевич, конечно, поеду, но есть у меня к Вам одна просьба.

— Какая? Говори, что в моих силах, сделаю.

— Был у меня товарищ, штабс-капитан Краснов, погиб во время германской войны. Семья его осталась в Севастополе. Я чем мог, помогал им. Прошу Вашего содействия в переезде его семьи в Москву. Уверен, был бы жив Андрей Николаевич, он был бы сейчас с нами.

— Семья-то большая?

— Жена, Наталья Алексеевна и сын, тринадцати лет. Мечтает стать военным.

— Ну, что ж, — Михаил Васильевич записал данные о семье Краснова, — посмотрим, что можно для них сделать.

— Спасибо, Михаил Васильевич.

— Тогда собирайся, готовься принимать новую должность.

— Когда ехать?

— Сегодня.

Вадим Сергеевич знал, что в Москве, в Штабе Красной армии, ему неизбежно придётся встретиться с Михаилом Тухачевским, который исполнял обязанности Начальника Штаба, назначенный на эту должность ещё Львом Давидовичем Троцким. Если раньше он опасался этой встречи, то сейчас искренне её желал. Он знал о Михаиле Николаевиче, сделавшем головокружительную военную карьеру в столь короткий срок, взлетевшим от подпоручика до командарма, то, что не знал никто из его ближайшего окружения и руководства. Он понимал, что убеждения Тухачевского неизбежно подтолкнут его к действиям. К руководству страной и армией пришли люди, не разделявшие идей мировой революции и желающие видеть Россию могучей мировой державой. Вадим Сергеевич надеялся объединить военных, не довольных нынешним руководством страны, а если такое объединение уже существует, то примкнуть к нему. Но Тухачевского в Москве не было, Троцкий, ещё до своего отстранения от должности главы военного ведомства, успел отправить Михаила Николаевича на стажировку в Германию.

Первым делом по прибытии в Москву, Вадим Сергеевич отправил письмо на имя Докутовича с приветом от Николая Ивановича. Вскоре пришёл ответ, Докутович жил на Тверском бульваре, но Вадим Сергеевич не пошёл к нему, прежде нужно было убедиться, что по указанному адресу его не ждут работники ГПУ. Наблюдение за квартирой Докутовича не выявило признаков засады, и всё же он послал по указанному адресу письмо, назначив место встречи так, что добираться к нему нужно было несколькими маршрутами трамваев. Проследив за Докутовичем от самого дома до места встречи, он не обнаружил слежки, и подошёл.

— Гражданин, — обратился он к Докутовичу, держа в руке незажжённую папиросу, — у Вас спичек не найдётся?

— Найдется, — ответил Докутович, зажигая спичу, и поднося его к папиросе Вадима Сергеевича. — Здравствуйте, Вадим Сергеевич, всё нормально, слежки за мной нет.

— Тогда покурим?

— Покурим, — ответил Докутович, доставая пачку папирос.

— Вы один?

— Нет, мне удалось сохранить людей, в Москве нас немного, всего двенадцать человек, но есть оружие, взрывчатка, мы готовы действовать. Есть люди в Севастополе, в Одессе.

— Действовать пока рано. Ждите, никакой инициативы не проявляйте, сейчас главное собрать силы, скоординировать усилия всех групп и организаций недовольных Советской властью. Когда понадобитесь, я свяжусь с Вами, пока всё.

Был жаркий июль 1925 года, Вадим Сергеевич Макаров возвращался со службы, не спеша он шёл по Хамовнической набережной, и рассеянным взглядом смотрел, как какой-то буксир, пыхтя закопчённой трубой, тащил по Москве-реке баржу, его окликнули. Вадим Сергеевич вздрогнул от неожиданности, но продолжал идти не оборачиваясь. Его окликнули давно забытым именем Андрея Николаевича Краснова. «Неужели кто-то из давних знакомых узнал меня? — думал он. — Узнал со спины? На значительном расстоянии? Нет, не то. Слежка? Но кто? Из большевиков никто не знает о моём прошлом». Он продолжал идти, не останавливаясь, никак не реагируя на оклик. Его снова окликнули, уже совсем рядом, со спины, и невозможно было сделать вид, что он не понял, к кому обращаются. Он обернулся сказать, что окликнувший его человек ошибся, и вдруг увидел перед собой… капитана Пьера Жерве. Да, это несомненно был он, тот же взгляд, та же лёгкая, едва заметная, улыбка, но вместо формы элегантный серый костюм, не свойственный московским жителям того времени. Вадим Сергеевич остолбенел. Он застыл в той позе, в которой увидел Пьера. Пьер улыбнулся, в глазах мелькнули лукавые искорки:

— Вижу, узнали, — он протянул руку Вадиму Николаевичу. — Герман Бауэр, сотрудник немецкого посольства.

— Как? Вы, Пьер Жерве? Сотрудник немецкого посольства?

— Уже не Пьер Жерве, да и Вы уже не Генрих Зольднер, не так ли?

— Вадим Сергеевич Макаров.

Пьер Жерве, а ныне Герман Бауэр, предложил присесть на скамейку в тени ветвей развесистого дерева.

— Какой нынче июль знойный, уже вечер, а жара всё не спадает. Значит, теперь Вы, Макаров, воспользовались нашей легендой, догадывались, что готовили её именно для Вас?

— Догадывался, но не могу понять одного — как Вы могли предвидеть, угадать мои действия на год вперёд, ведь Вас не стало в лагере задолго до того, как я отправился в Сен-Жермен?

— Гаданием мы не занимаемся, мы подталкивали Вас к этим действиям, мы управляли Вашим поведением. А управлять можно по-разному, это в армии пишут приказы и боевые распоряжения, а можно и иначе, не заметно. Как садовник подрезает одни побеги и дает расти другим, так и мы направляем события туда, куда нужно, используя те ростки, которые уже созрели и готовы давать плоды, отсекая все лишнее.