Петр Ингвин - Всемуко Путенабо [СИ]

В правой стороне холла сооружен импровизированный ринг — установлены четыре столбика, между ними натянуты веревки. В центре для дам приготовлены диваны и кресла. Все рассаживаются.

На ринге появляются двое бойцов. Спортивные трусы, кожаные шлемы, перчатки. Всеобщее воодушевление. Подбадривающие возгласы и хлопки.

— Победитель удостоится поцелуя героини объявленной номинации. — Ведущая дает отмашку.

Бой начался.

«Не такой уж и "без правил"», — думает на своем месте Элизабет. Она видела настоящие, которые совсем без правил. Зрелище не для женщин.

Бойцы дубасят друг друга, что есть мочи, летят пот, слюни и кровь. Аполлоны разносят шампанское.

- - — -

Сверху долгое время слышен неимоверный шум. Звукоизоляция не позволяет понять подробностей, но понятно, что там много людей, звучит музыка, и периодически кто-то громко говорит. Она пробовала кричать, но убедилась — нет смысла. Потом звучит заезженная и уже навязшая на зубах песня, и все стихает. Алена настораживается. После недавнего гула одиночные шаги пугают.

Это по ее душу. Скрип, свет. Мужчина. Тот же. Лучше он, чем.

Про себя она прозвала его Карлсоном. Необъятный, неопасный, неуклюже переваливается с ноги на ногу, живет на крыше. На крыше мира. Потому что мир — клетка, в которой она находится. Остальные — небожители.

Опускается лестница. Лестница в небо.

— Пора?

Карлсон кивает.

С тех пор, как узнала про видеокамеру, халат она больше не снимала. Сырой, мятый, непотребный — единственная защита. Запахнувшись глубже, Алена делает первый шаг наверх. Затхлый смрад сменяется свежестью и благоуханием.

Перед самым верхом Карлсон делает знак остановиться. Извиняющимся жестом достает плотный мешок, надевает ей на голову и помогает выбраться наружу.

Придерживаемая под локоток, через пару десятков шагов Алена оказывается в знакомом санузле. Мешок сдернут. Карлсон указывает на удобства и отходит к двери.

Она уже не стесняется. После всего… Зная, что за ней все это время наблюдали…

Сегодня здесь и шампунь, и гели, и полотенце. Почти счастье. Но подъема, подобного прошлому, не ощущается. Душа устала.

Через пять минут появляется Карлсон и знаками просит поторопиться. Она подчиняется. Вместо халата оборачивается в огромное махровое полотенце и выходит. Карлсон вставляет ей в уши ватные затычки. Звуки пропадают. Потом на глаза ложится повязка, концы крепко стягиваются на затылке.

Ее ведут наружу, в зал. Направление непонятно. Шагов через десять ноги встречают преграду и восходят на нее, как на ступеньку. Видимо, это эстрада, которую сколотили за предыдущие дни.

Через два метра — грубая остановка. Толчок в спину. Грудью, животом, а затем и лицом Алена налетает на вертикальное препятствие — деревянное, ровное, длинное. Похоже на обычную доску. Невидимый конвоир заставляет обнять широкую деревяшку и привязывает к ней. Руки и ноги. Руки ощущают Т-образную поперечину с обратной стороны доски. Значит это одна из длинных скамей, увиденных в прошлый раз. Ее поставили вертикально для…

«Я добровольно хочу подвергнуться наказанию…» — вспоминается из написанного по требованию похитителей, и это жуткое озарение приходит вместе с гадостным ощущением на лице, когда от щеки до щеки рот залепляют куском скотча. Невидимая рука сдергивает с Алены полотенце и на прощание проводит шершавой перчаткой по пошедшей мурашками коже — словно может что-то почувствовать.

- - — -

Один из бойцов лежит в углу, пол залит льющейся из носа кровью. Второй, огромный и жуткий даже на вид, ликующе подпрыгивает со вскинутыми над головой руками, на одной из которых вытатуирован орел. Кристина поднимается на сцену и целует победителя. Не сказать, что с большим удовольствием — тот весь потный и в крови, своей и чужой. Но общий дух поединка подстегнул разлитое в воздухе возбуждение, и ей хочется это сделать. Награжденный боец уходит счастливый, проигравшего уносят с ринга полуобнаженные лакеи.

— А теперь, — вновь берет слово ведущая, — для нашей героини — сюрприз.

Кристина напрягается. Ведущая продолжает:

— Награду вручит…

Дверь отворяется. Все смотрят и не верят. Больше всех — Кристина.

Он! Боже…

Трепет. Нестояние. Возможность обморока.

— Поздоровайся хотя бы, — смеется ведущая, — для тебя приглашали. Мечты должны сбываться.

— Но я не знаю языка…

— Буон джорно! — с живущей в сердце улыбкой хрипато обращается к ней появившийся мужчина. Он седой, морщинистый и плешивый. Но — он!

На таком уровне итальянский она понимает. Выдавливает:

— Бон джорно.

— Танти аугури! — Крепкие руки вручают ей невероятный букет, коробочку и конверт. Освободившись от груза, эти руки тянутся к ней… обнимают… и…

Знаменитый итальянец целует ее. Только ради этого стоило жить.

Ведущая передает гостю микрофон. Все погружаются в гипноз ритма и мелодического хрипа.

— Арриведерчи! — произносит певец через несколько минут.

Он отдает микрофон и удаляется в сторону двери. Там оборачивается и машет рукой:

— Спасыбо!

Его русский хромает и никому не нужен. Все под впечатлением песни.

— А сейчас… — ведущая обводит взглядом с трудом возвращающийся в реальность зал, — прошу всех вновь спуститься вниз. Для БП все готово.

Кристина едва понимает, что это и зачем нужно. Она уже на седьмом небе. Но обожаемая (с каждой минутой — все больше) Лига дает ей шанс стать еще счастливее.

Поигрывающие мышцами красавцы отстраненно-почтительны, как заправские лакеи. Они придерживают створки, чтобы на лестнице, пока по ней спускаются, было светло, и исчезают, плотно затворив за собой двери. Шурша платьями и задорно перестукиваясь каблуками, дамы возвращаются в «рыцарский зал».

На сделанном из досок возвышении — жертва. Привязана, подготовлена, ждет.

- - — -

Он смотрит. Она перед ним, на экране. Скоро он снова спустится через запасной вход, отворит железную дверь… но сейчас ему в зал нельзя. Лиге не положено знать, какую роль он играет в произошедших событиях.

Все было ради этого дня. Ради этого часа.

Он смотрит.

Вперед выходит Кристина. Здесь ее зовут Кириллицей. Она давно мечтала отомстить. Он предоставил ей такую возможность.

В ее руке, вспарывая пространство, свистит черный кожаный хлыст. Кристина довольна звуком и ощущением. Она подходит к жертве еще ближе.

Он напрягается. В сердце воткнули нож. И поворачивают.

Больно. Очень больно.

Необходимо.

— БП или большая порка, — громогласно вещает ведущая то, что большинству уже известно, — это наказание разлучницы. Ни один человек из тех, кто видел, участвовал или, тем более, подвергался БП, никогда не станет на греховный путь. Мы не священники и не можем отпустить подобные грехи всем, но мы можем и должны сделать это единично. Даже единичные случаи спасут много судеб, которые могли быть сломаны, если считать себя выше человеческих законов.