Сергей Венедов - Улики против улик

— Ну а дальше?

— А дальше… Не на счастье деньги приплыли… Гости к нему наведались дня через два… видно, добавили, а он уже и так хорош был… из вагончика вылезти не мог… гудел… Ну а дальше пожар… В общем, сгорел наш Володя, как жил, так и сгинул… кое-как… Ещё и похороны обошлись…

— Вы всего этого милиции не рассказывали?

— А меня и спрашивать особо не спрашивали… протокольчик быстро составили, сгорел, мол, так и так. И вся канитель… Мы ведь люди маленькие… А что? Не надо было этих денег брать?

— Может, и не надо было… ну да теперь поздно, — глухо сказал Буров и стал прощаться.

Через десять минут быстрой ходьбы и получасового ожидания они, стиснутые говорливым народом со всех сторон, уже стояли в электричке на Москву. Вновь вскрывшиеся подробности переполняли сознание, беспорядочно роились в голове, их следовало организовать и выстроить в систему. История с письмом подтверждала «литературную» версию Бурова. Причём именно в части, связанной с невиновностью Рубцова. В то же время проблема усложнялась: если Рубцов оставил какое-то письмо и Лариса Жаркович его нашла, то почему она его не отдала? Неужели в болтовне отдыхающих под руководством какого-то Холмса была доля истины? А вдруг в письме упоминалось имя убийцы? Буров усмехнулся при этой мысли. Ему стало стыдно, что он клюнул на удочку небылиц, которыми обросло дело, и всяких там игр в казаки-разбойники. Но какой смысл именно Ларисе Жаркович утаивать или, не дай бог, уничтожать письмо, если она таковое действительно находила? Невероятно, чтобы в письме не говорилось об убийце. Скорее это был последний «крик души» Рубцова в надежде оправдать себя. К чему Ларисе Жаркович было его прятать? Чтобы следствие прекратили? А зачем ей это? Уж не интуиция ли заставила следователя столь резко обойтись с этой дамочкой?

Они стояли тесно прижатые друг к другу толпой несвежих пассажиров. Буров во всю длину ощущал подвижное, упругое тело спутницы, и это мешало ему сосредоточиться на деле. Как бы возвращая его к реалиям, Лера задумчиво произнесла:

— Вы помните, я вам говорила, что Лариса Жаркович несколько раз звонила мне, спрашивала, как мои дела и не нуждаюсь ли я в чём-либо?

— Да… помню… Меня это удивило. Не похоже на неё, во всяком случае, если судить по допросу.

— А вы слышали, что сказала сестра-хозяйка?

— Да… я думал об этом. Она, говорит, сильно изменилась. Как будто поняла, что ошиблась. Но тот факт, что она звонила вам, предлагала помощь, сам по себе непонятен. Может, она чувствует какую-то вину перед вами?

— Почему?

Когда поезд прибыл в Москву, Бурова и Леру, не желавших отдаляться друг от друга, вынесло на платформу в толчее пассажиров. Молодой человек не посмел напрашиваться в гости в такой важный, полный открытий трудовой день, и они расстались у дома Леры. «А может, наоборот — надо было напроситься, и теперь обсуждали бы всё это», — сомневался он, руля к себе домой на проспект Вернадского.

На следующее утро Буров решил во что бы то ни стало повидать следователя, который вёл дело «Опушка» пять лет назад. Может быть, существовали какие-то подробности, не попавшие в досье. Фамилия следователя значилась на обложке дела: Анатолий Садчиков. Бурову это имя ничего не говорило, и он позвонил начальству, полковнику Назаруку.

— Есть такой, — ответил тот. — А что у тебя к нему?

— Хочу поговорить об одном деле.

— Если только тебе удастся поймать его, — усмехнулся начальник в трубку. — Вечно в бегах, занят по уши. А о каком деле идёт речь?

— Да всё та же старая история… с Рубцовым. Он ею тогда занимался… и мне сейчас надо кое-что провентилировать…

— Раскопал какую-нибудь погрешность?

— Нет… ничего особенного, так, по мелочи…

— Ну давай, действуй, вентилируй, потом доложишь, как полагается…

И действительно, встретиться с Садчиковым Бурову удалось только на третий день. Он предпочёл бы остаться с ним наедине, но тот торопился и не хотел терять даром время.

— Ну, валяй, что там у тебя? — произнёс коллега в своей обычной, чуть насмешливой манере.

— Вы знаете… у меня… — начал Буров.

— Знаю, знаю… вдовы и сироты, — засмеялся Садчиков.

Буров тоже расплылся в улыбке.

— Дело «Опушка»… пять лет назад… пансионат… старики-бухгалтеры… один… умер, другой повесился, — несвязно начал он.

Садчиков сразу перестал улыбаться и внимательно посмотрел на следователя:

— М-да…

— Вы помните?

— Пошли! Мне как раз надо уходить. Дело есть… тут километров двадцать от Москвы. Поедешь со мной?

— Поеду.

В машине Буров рассказал, что занимается этим делом по поручению полковника Назарука в связи с парламентским запросом по некоторым старым делам.

— А что не понравилось шефу? — осторожно спросил Садчиков.

— Не то чтобы не понравилось… ничего конкретного… просто разбираем давние дела.

— Хм… ну и что у тебя с «Опушкой»?

— Девушка… приёмная дочь Рубцова… написала заявление.

— Какая девушка? С серыми глазами? Помню. Класс!

— Вы ведь занимались этим делом?

— Да… это была история… как тебе сказать… не совсем простая… Между нами говоря, я не очень доволен… потому что занимался только до… «Fine del primo tempo!» — конца первого акта! Понимаешь? И что же тебе показалось неясным?

— На мой взгляд, заключение чересчур поспешное…

— Чересчур поспешное… Хм…

— До определённого момента следствие велось неплохо.

— Так, значит, «Опушка»… Что ж… Помню хорошо. Подозрение вызвала смерть первого старика. То ли несчастный случай, то ли самоубийство, то ли убийство. В любом случае убийца был или дурак, или паникёр и уж точно — дебютант. Потом другой старик — повесился. Чудной тип. Намучился я с ним. Закомплексованный весь, патологический случай. Взял да и повесился, и все улики свалились на его голову…

— Из материалов дела видно, что вы не считали его виновным.

— Сначала нужно было иметь доказательства или…

— Или?..

— Видишь ли, люди с такими комплексами, как Рубцов…

— Но заключение по делу?

— А что там говорится? Ну-ка напомни. Кого-то приговорили?

— Нет…

— Значит, упустили настоящего убийцу?

— Нет… так тоже нельзя сказать… Однако вскрылось множество дополнительных подробностей…

— Тогда всё ясно, — хмыкнул Садчиков. — Значит, всё в порядке, никого безвинно не осудили, никто не ушёл от правосудия? Чего тебе ещё надо, капитан? Рвение проявляешь?

— Видите ли… вина лежит на мёртвом…

— На старичке, который повесился, если не ошибаюсь?

— Да, так сказано в заключении…

— Помню… Но он сам подвёл нас к такому заключению… У тебя есть другие варианты?

— Думаю, кое-что упущено… Как бы это вам сказать… Некоторые доказательства недостаточно проработаны… И потом письмо.