Людмила Грицай - Вода из колодца

— А что там по минутам. Расскажем, что помним. Вообщем дом был солидный, хозяева всегда в одно время приезжали, в одно время уезжали, и уборщица к ним в определенное время приходила. Достать ключи труда не составило, да и отмычкой можно было там открыть. Пашка сам этот дом присмотрел, сказал, что сам все сделает. Обрез взял. Все сначала ничего пошло, но этот старик на машине как назло приехал. И мы его сразу не заметили, а он не понял, что у него кто-то в доме есть. Поднялся на второй этаж, увидел нас, разорался. Кричал, что это нам будет дорого стоит, что он нас сам положит, а потом в милицию сдаст. А тут Пашка подскочил к нему и спрашивает: «А кто вы такой?» А он, как начал говорить, что мол, он такой-то, фамилию назвал, должность. Тут Пашку как кто по голове ударил, он на хозяина набросился, бьет его и кричит что-то злое. Мы поняли, что этот хозяин — его отец, бросил он его в детстве. Бил он его страшно, мы хотели оторвать, не сумели и решили слинять. Шум поднялся, соседи могли и милицию вызвать. В конце концов, это Пашкин отец — пусть с ним сам и разбирается. Поэтому чем там все закончилось — не знаем.

— А денег из сейфа много взяли? — спросил Самарин.

— Самую малость, — пожаловался младший из подозреваемых, — «зеленых» только одну тысячу, «евро» — полторы, а все остальное — нашими «деревянными». Жили солидно, а денег мало держали.

— Там бумаги какие-то еще лежали, договора, дарственные, нам бумаги эти без надобности, мы хотели еще по дому походить, вещи какие посмотреть, но тут Пашка разбушевался, поэтому мы решили просто уйти.

— А Павла Петрова с тех пор не видели?

— Не, начальник, как в воду канул. Мы уж подумали, не убили ли его в этом доме самого. Нигде не объявлялся.

— Значит и барыш вы с ним не делили?

— Нет, не делили.

— Ладно, пишите тогда все, что рассказали.

Когда подозреваемые написали заявление, и конвой увел их из кабинета Самарина, тот обратился к Владимирову.

— Ну что, Дима, думаешь?

— Думаю, что так оно все, скорее всего, и было. Петров, когда отца в колодец сбросил, полдома разгромил, потом и сам убрался восвояси.

— Да его теперь трудно будет найти. Иди — ищи ветра в поле, —отозвался Самарин.

— Дима, зайди ко мне на пару минут, — раздался голос Самарина в трубке служебного телефона.

Владимиров поднялся в кабинет. Иван Степанович сидел склонивший над столом с бумагами.

— Дима, я весь в отчетах, сам видишь. Времени нет, поэтому попрошу тебя сегодня поговорить с вдовой этого Солоневича. Уже полгода прошло с того случая, а она волнуется, просит ее принять. Материалы оперативно-следственной группы особо, конечно, не разглашай, но дай понять, что ее сын здесь не при чем. Заодно и спроси, вдруг она знает, что-нибудь об этом Павле Петрове.

— Хорошо, Иван Степанович, а когда она придет?

— Я ей через два часа назначил.

— Хорошо, поговорю.

— Ну и лады. Потом ко мне поднимись о результатах доложить.

Спускаясь в свой кабинет, Владимиров думал о том, что и сам был не прочь поговорить наедине со Стеллой Солоневич. Все это время ему не давал покоя одни вопрос, ответить на который могла только она.

Дело в том, что один из врачей, к которому попал в больницу перед кончиной Михаил Солоневич, как бы невзначай заметил, что обычно пациенты с подобными травмами умирают в сознании. Сам опрос этого врача был, скорее, формальным, но доктор — уже немолодой человек с тяжелым уставшим взглядом — на вопрос о том, мог ли подозреваемый выжить в его состоянии и дать еще какие-то показания, вдруг заметил, что проработал двадцать лет в травматологии и, имея этот опыт, удивился тому, что Солоневич ушел в кому. «Кровоизлияния в мозг у него не было, сердце тоже работало нормально, такие обычно еще дня три-четыре в сознании находятся, даже если и не выживают».

Владимиров хорошо запомнил эти слова.

В положенный час в его кабинет вошла Стелла Георгиевна. Как и в прошлый раз она была элегантно одета, как и подобает выглядеть солидной даме ее социального статуса. Однако вид у нее был несколько встревоженный.

— Добрый день, да, я вас помню, вы тогда с вашим коллегой приезжали к нам в дом. Иван Степанович Самарин сказал, что вы — его лучший сотрудник, что вы сможете помочь мне.

— Спасибо, Стелла Георгиевна. Готов поговорить.

— Я как потерпевшая имею право знать о результатах следственных действий. Ведь прошло уже полгода со дня тех событий.

— Могу сообщить вам, что на настоящий момент следствие располагает уликами, на основании которых были сделаны выводы о том, что ваш муж Михаил Маркович Солоневич был жестоко избит своим сыном.

Стелла Солоневич при этих словах вздрогнула.

— Как это возможно, Гоша ведь был в дороге, вы проверяли…

— Стелла Георгиевна, успокойтесь. Речь идет не о Георгии. Вы знали, что у вашего мужа был сын, родившийся в 1975 году в Первоуральске?

На лице Солоневич застыло удивление.

— Я даже не догадывалась. Какой сын? От кого?

— Это сын вашего мужа и одной из его коллег по больнице.

— Он мне никогда об этом не рассказывал. Но мы познакомились в 1978 году. Летом. У общих друзей. Я тогда и знать не знала, что у него уже есть сын.

— Сын был внебрачным. Потом пошел по плохой дороге, стал воровать профессионально. Приметил ваш загородный дом в качестве добычи. А ваш муж не вовремя приехал. Молодой человек узнал его и отомстил ему за все нанесенные обиды. Но убить отца духу не хватило. Вот он его в колодец и сбросил. А потом ваш дом разворотил.

— Значит, Михаил у него просил прощения перед смертью? — спросила Солоневич.

— Вероятнее всего, у него, — заметил Владимиров. — Этот человек и является сейчас главным подозреваемым. Мы ведем его розыск.

— Понятно, — отозвалась вдова, — теперь мне многое становится ясным.

— Стелла Георгиевна, но ведь и у меня есть к вам один вопрос, — заметил Владимиров.

Собеседница подняла на него свои внимательные глаза.

— Я узнал, что вы — врач-рениаматолог. Как вы можете объяснить, что ваш муж перед смертью неожиданно ушел в кому?

— В кому? — переспросила Солоневич, при этих словах ее ухоженные руки в чуть заметных морщинах отчетливо задрожали. — С полученными им ранами и при сильном переохлаждении такое допустимо.

— Перед нашим разговором я проконсультировался с несколькими врачами, — продолжил Владимиров, — они сказали мне, что это не характерно. Но мне кажется, это была искусственная или иначе лекарственная кома. И я думаю, что вы к этому причастны. Не знаю, когда вам удалось сделать мужу укол, где вы брали лекарство, какие точно средства использовали. Возможно, что лекарство было у вас дома или вы его взяли в больнице. Но, вероятнее всего, вы произвели это окончательное убийство вашего супруга.