Людмила Грицай - Вода из колодца

Город встретил его по-настоящему теплой солнечной погодой, как бы оправдывая свое громкое название. Владимиров уже знал адрес местной больницы, также он был в курсе, что медсестра хирургического отделения Мария Васильевна Петрова дежурит сегодня в приемном покое.

Больница оказалась совсем недалеко от автобусной станции. Капитан с помощью пациентов, гулявших в саду, узнал, как найти дежурную медсестру. Сам приемный покой располагался рядом.

Владимиров открыл скрипучую старую дверь и вошел во внутрь. За столом сидела женщина лет пятидесяти в широком голубоватом халате и что-то писала в журнале. Увидев, что посетитель смотрит на нее, она подняла глаза и спросила:

— Что у вас? Если с травмой, то нужно вызвать доктора.

— Нет, спасибо. У меня нет травм. Мне нужна Мария Васильевна Петрова — дежурная медсестра.

Женщина удивленно посмотрела на Владимирова.

— Что опять из-за Павла? Замучали меня совсем. Я-то тут причем? Я что ли его таким сделала? Покоя от них нет. Раньше хоть домой приходили, теперь вот уже в больницу стали бегать!

— Я должен задать вам несколько вопросов, но это ненадолго, — поспешил успокоить женщину Владимиров, мысленно обдумывая, о каком Павле она говорит. Но решил действовать смело. — Вопросы эти касаются вашего сына.

— Я так и думала, опять о Павле. Кому сын родной, а кому такое горе!

Владимиров понял, что попал в точку, но почему она называет сына Павлом, если Самарин говорил, что при рождении он получил имя Марка, видимо, в честь дедушки по отцовской линии. Но он решил не показывать виду, что удивлен.

— Скажите, пожалуйста, а где сейчас находится ваш сын?

— Да почем мне знать? — вдруг рассердилась женщина, — он сюда уже года два, почитай, как носа не кажет. А сестру не видел лет уж пять. Дочь у меня отдельно живет, но в этом же городе. А он даже увидеться не хочет. Да и мы с ним встретились почти случайно, на рынок он заходил, сказал мне, что у приятеля какого-то ночует.

— А чем он сейчас занимается? — опять как бы невзначай спросил Владимиров.

— Как будто вы не знаете, чем занимается мой сын. Ваши же люди его на зону упекли. И в первый раз, и во второй. Правда, в первый, все же за хулиганку по малолетке. Я уж думала, выйдет, хоть образование какое получит, работать будет, может, еще выровняется. А он — нет. Дальше пошел. Вот и во второй раз посадили.

Владимиров стал уже что-то понимать. Но пока он не давал своей собеседнице об этом догадаться.

— Видите ли, Мария Васильевна, я ведь к вам зашел вот по какому вопросу. Мы обнаружили, что свидетельства о рождении вашего сына нет. Я имею в виду настоящего свидетельства. А ведь такого не может быть. Возможно, что и вы к этому причастны. Предлагаю написать заявление, объяснить причину этого органам правопорядка, тогда в отношении вас не будет возбуждено уголовного дела, так как прошел срок давности по его заведению.

Собеседница Владимирова побледнела. Тот эмоциональный запал, с которым она еще три минуты назад говорила, как-то мгновенно улетучился. Она размышляла недолго. Потом зашла в процедурный кабинет и вышла оттуда вместе с немолодой медсестрой.

— Это Татьяна, согласилась подежурить за меня полчаса, пока мы с вами поговорим, — каким-то поникшим голосом произнесла Петрова и пригласила Владимирова пройти с ней в соседний кабинет.

Они вошли в небольшую комнатку со стенами, покрытыми белым кафелем.

— Садитесь куда хотите, — устало выдохнула Петрова.

— Вы сами все расскажите? — спросил Владимиров.

— Расскажу.

— Как это произошло?

— Сейчас. Дело давнее. Но никакого преступного умысла у меня не было. Просто меня обманул муж, вернее, не муж, я просто его таковым считала. Он — отец Паши. Я родом из Свердловской области, работала там в больнице. Тогда в больницу к нам прислали молодого хирурга. Такой образованный, обходительный. И я, дурочка, влюбилась в него по уши. Радовалась, когда меня посылали ему ассистировать при операциях. Только на него и смотрела. А он москвич, и в нашем захолустье откровенно скучал. Сошлись мы с ним. Я такая была счастливая. Другого счастья в жизни и не помню. Жить стали в моей квартире. Мне как сироте квартиру дали однокомнатную. Потом я забеременела, он вообще-то ребенка не хотел и жениться не стал. Говорит, распишемся, после того, как родишь, что с животом замуж выходить, стыдно как-то. Я родила сына. И назвала его Марком. Имя-то не наше. Но я ему хотела польстить, мол, так тебя люблю, что именем твоего отца сына называю. А он как-то равнодушно принял сына. Но помогал, у меня же жил, вот и помогал. И так и не знал никто, что мы не женаты, сын его отцом стал звать. А потом уехал он домой к родителям в отпуск погостить, а меня не взял, мол, дорого это с ребенком в столицу ездить. И не вернулся. Просто не вернулся вообще. Я его ждала, искать пыталась. А потом узнала, что он уволился от нас. Документы почтой переслали. Адреса я его не знала, хотела пожаловаться в органы какие-то, кто за это отвечает, хоть на алименты подать, но мне в суде сказали, что отцовство не подтверждено было, поэтому официально я просто мать-одиночка. Тогда я решила свидетельство о рождении поменять, чтобы имя сыну изменить и отца этого вычеркнуть, а мне сказали, что так уже нельзя, что только теперь сам сын может в четернадцать лет свидетельство изменить и имя себе другое выбрать. Я рассвирепела. А у меня подруга в ЗАГСе работала, вот я ее и попросила дать мне свидетельство новое, ведь ничего страшного в этом нет. Она даже деньги за это потребовала. Не помню уж столько, но две моих зарплаты. Так я зла была, что согласилась, а написать его попросила Павлом. Вот так он у меня Павликом и стал. А отчество ему написала как у меня Васильевич.

Петрова замолчала.

— А дальше? — спросил Владимиров, понимая, что на этом история не завершилась.

— А дальше я вышла замуж. Алексей мой слесарем работал на заводе, а родом был из Солнечногорска. Мы сначала у меня год прожили, а потом поменяли квартиру мою на Солнечногорск. Здесь я и дочь родила. А потом Алексей усыновил Павла. Он особо не хотел этого, но я настояла. Не хотела, чтобы в семье были разные фамилии. Так появился у меня Павел Алексеевич Петров. А свидетельство мы то, которое я купила, просто сдали в ЗАГС. И все.

— Как просто, — заметил Владимиров. — А я ведь не знаю, как Павел ваш в первый раз в тюрьму попал.

— Да по глупости. Он ершистый был. А вымахал-то как коломенская верста. Большой, плечистый, высокий. С мужем моим не ладил, а тот сердился, все мне говорил, где такого нагуляла. А Паша подрался с мальчишками во дворе, да так крепко, что одного из парней этих инвалидом сделал, позвоночник ему сломал. Вот и угодил на зону. А оттуда уже нормальным не вышел. Домой заглянул на денек, и пошел гулять себе.