Людмила Грицай - Суета сует

— А как вы думаете, то, что произошло с Савицкой — это обыкновенный несчастный случай?

Цветкова насторожилась.

— А вы бы хотели, чтобы это было убийство! Как в детективе. Он ее ненавидит, а она сопротивляется. Отелло душит Дездемону. Но я не знаю, зачем было ее убивать? Боречка ее обожал. Где вы найдете мужа-актера, который при таком успехе жены остался бы рядом с ней! Ведь любого другого человека на его месте зависть бы съела. А Боря жил и радовался тому, что у любимой женщины все хорошо. Если бы вы знали, сколько семей у нас распадется только потому, что муж не может выдержать славу жены или наоборот. Есть лишь некоторые исключения. Так вот Боречка и Майя были таким исключением.

— Вы никогда не спрашивали у вашей подруги, почему у нее нет детей?

— Да все здесь понятно, — отозвалась Цветкова несколько понизив голос, — актрисы вообще очень часто предпочитают не иметь детей, а если уж и имеют, то такие проблемы с ними испытывают. Ведь если ты успешен, если снимаешься — это счастье. Но съемки — это командировки, дороги, еще есть гастроли, подработки. Какие уж тут дети. А если даже ты просто играешь в театре и уйдешь в декрет. Все. Твой репертуар уже завтра отойдет к другим. И возвращаться будет некуда и не для чего. Наверное, так и с ними произошло. Они по молодости с Борей много снимались. Даже непонятно, кто был более известен — он или она. Боря тогда таким красавцем был! Вся женская половина страны по нему сохла. А она больше умом, грацией брала, эпатажем, харизмой. В 90-е годы, когда кино снимать перестали, они тоже очень сникли. Хотели в Америку уехать, в Голливуд. Многие на их месте так и поступили, да кто из нас был в этой Америке нужен? Одни там, в заграницах этих, канули в безвестность, другие здесь у нас погибли — нравственно и физически. И так получилось, что мало осталось тех, кто был готов еще что-то делать. Майя и была одной из таких героинь. Сама держалась и Боре пить не давала. Ходила на все пробы, кастинги, пыталась пробиться куда угодно, хоть в антрепризу, хоть на любую съемку на телевидение. В рекламе памперсов каких-то снималась. И вот ее счастье — о ней вспомнили. Пригласили в сериальчик какой-то проходной. Потом еще и еще. Так вот и пошло-поехало. А Боря пробиться не смог. Так он и стал просто мужем знаменитой актрисы. Она его преподавать пристроила в итоге в какой-то совсем уж простой вуз. Там как-то всему учат. Она мне говорила название, я подзабыла, там библиотекари, танцоры, музыканты, продюсеры, еще и режиссеры, и актеры. Как можно это все совмещать — не знаю. Но он там преподает. Типа даже доцент, ну совсем как в фильме про джентльменов удачи. Да, и заслуженного артиста она ему тоже выбила. Видите, какая сильная женщина.

— А конфликтов между супругами не было?

— Да нет. Майя же была мировая. Все понимала и все прощала. Вы посмотрите на ее интервью. Всегда говорила о муже в превосходной степени. Утверждала, что у них невероятная любовь, благодаря которой все можно принять и простить. Знала всех подруг своего мужа. Он ведь всегда на девушек засматривался. Прямо комплекс Дон Жуана. А как стал преподавать, то пошли студенточки. Хорошо, что хоть не школьницы, а то так и до уголовной статьи недалеко. Так вы знаете, Маечка даже говорила Боре, что его пассии — ее радуют, что ему не скучно, когда у нее съемки.

— Ваша подруга была благородным человеком, — задумчиво проговорил Владимиров, — а какие болезни ее беспокоили?

— Болезни, конечно, были. Мы все-таки уже не девочки, но по врачам она ходить не любила. Мне кажется, что постоянно она посещала только косметолога, дерматолога, фитнес, стоматолога еще. А так ее больше внешний вид беспокоил. А сердце… Оно у нас всех иногда шалит. Вот так вот оборвется. И жизнь прожита.

— Скажите, пожалуйста, а кто-то мог давать ей какие-то лекарства без ее ведома, в еду подмешивать?

— Лекарства? Это вряд ли. У них в последние лет пятнадцать жила очень милая женщина, кажется, двоюродная тетя Бори. Сейчас ей около 70 лет. Но она такая бойкая. Готовила, убиралась. Что-то вроде экономки. Маечка мне уже говорила, что она подумывала взять еще помощницу, но пока никого чужого в дом не приглашала. Но вряд ли кто-то ей подсыпал лекарства. С этой тетушкой у них были вполне милые отношения. Да. И жила она у них только, когда Маечки не было дома. Она специально за Борей приглядывала, чтобы не пил он лишнего. Дом в порядке содержала, трудно ведь без женской руки. А когда Маечка приезжала, то она уходила к себе в квартиру. У нее там рядом квартирка своя была.

Владимиров кивнул.

— А теперь, когда я вам все рассказала, — вдруг перешла на нежный полушепот Цветкова, — расскажите и мне. Вы ведь, конечно, кого-то подозреваете? Неужели убийство? Я прямо не верю. Да и самоубийство невозможно. Ведь у нее было просто все прекрасно. Ладно были бы причины. Ведь у многих актрис это бывает. Трудно на Олимп подняться и упасть. А у нас такое сплошь и рядом: забвение, запой, нищета. Все это тянет смерть за собой. Но у Майи все складывалось, она уже от ролей отказывалась, да и гонорары немалые, многое — очень многое — могла себе позволить.

— Да нет, Маргарита Николаевна, мы никого не подозреваем. Просто смерть получилась громкая, сама Савицкая ушла в мир иной преждевременно. Внезапная гибель за границей вызывает вопросы, которые нужно разрешить в ходе следствия. Необходимо просто досконально проверить все версии. Я прощу прощения, что задержал Вас. Благодарю за такой деятельный отклик. Разрешите мне попрощаться.

И Владимиров поспешил покинуть готовую еще так много ему рассказать Маргариту Цветкову.

Если бы у майора Владимирова спросили о его профессиональной принадлежности, то он, скорее всего, ушел бы от прямого ответа. Нет, он не стеснялся того, что служит следователем, свою службу, несмотря ни на что, он все-таки считал делом нужным. Но ему не хотелось лишних разговоров вокруг того, чем и как он занят. Поэтому на такие вопросы он отвечал уклончиво, используя мягкий юмор. Майор говорил, что «коллекционирует людей», вернее, типы людей, и в его коллекции за долгие годы накопилось уже немало интересных экземпляров.

Вот и это дело неожиданно добавило в собрание человеческих образов майора новые экспонаты, которые вызывали искреннее любопытство.

Он вообще неплохо был знаком с представителями мира искусства. Вырос среди громких застолий, песен под аккомпанемент любого из музыкальных инструментов, горячих споров о значении творчества Шостаковича и вкладе Рихтера в совершенствование мастерства пианиста, но при этом люди театра и кино встречались ему не так часто.

Это была самая необычная категория среди всех творческих людей. Потому что любовь к искусству и стремление к самоутверждению сочеталось у них с огромной жаждой публичной узнаваемости, с желанием любым путем сделать так, чтобы об их персоне говорили как можно больше и говорили все, что угодно. Это были так называемые «эмоционалы» — люди, которые вызывали и собирали человеческие эмоции, нуждаясь в них как в своеобразном «допинге». Такое подчеркнутое стремление к вниманию публики, прямая зависимость от славы как от наркотика пугала Владимирова, который от природы был скромен и полагал, что великие художники прошлого, отказываясь ставить свое имя на собственных бессмертных созданиях, были правы, так как предполагали, что их дар — дар Божий, поэтому они и должны остаться в безызвестности.