Людмила Грицай - Дыхание мегаполиса

Тот снова вздрогнул.

«Да, нервы у него шалят», — подумал про себя Владимиров.

— Нет, не узнаю, — как-то беспомощно ответил Агафонов.

— Как же не узнаете? Это же Волкова Светлана Игоревна. Вы с ней несколько раз судились из-за спорной квартиры, в итоге квартира, в которой вы жили с семьей, перешла к ней.

Агафонов понял, что допустил ошибку. На его лице отразился испуг и какая-то растерянность.

— Простите, сразу не признал. Она как-то в жизни другая.

— Ее уже нет в живых, Агафонов, — вмешался в диалог Левин. — Она убита. Двое детей остались сиротами.

— Да что вы нам этой Волковой голову морочите? — прервал капитана Петровский. Он понимал, что Агафонов совершает ошибки и, видимо, пытался переключить внимание на себя. — Нам-то какое дело, что ее убили? Значит, поплатилась за свои грехи. Она сама дело с криминалом имела.

Поняв тактику Петровского, Левин решил вступить в его игру.

— А почему вы утверждаете, что ее убили криминальные элементы? Сами своими глазами видели?

— Не видел, — ответил Петровский, — но женщины такого сорта кончают плохо. А вы простых людей на допросы тягаете!

— Петровский, — обратился к нему Владимиров, — вы не простой человек. Именно к вам на свидание Волкова отправилась в день своего исчезновения, именно вы угощали ее алкоголем, именно вашего отца она довела до самоубийства и забрала в результате махинаций его квартиру. Именно вы звонили Агафонову в день ее смерти. Поэтому мы имеем все основания подозревать вас в совершении этого преступления!

Агафонов со страхом взглянул на майора. У Петровского начался приступ гнева.

— Вы… меня… обвиняете! — закричал он, захлебываясь словами. — Да как вы смеете? И потом, где ваши доказательства! Я признаю, что Волкова вызвала у меня ненависть. Я ее запомнил еще на судах. Отца именно она убила. Да, убила. Квартиру забрала. Поэтому, когда она ко мне в кафе стала приставать, я ее, мягко говоря, послал. Но это все! И у меня алиби. Вы это прекрасно знаете! Она ушла из нашего кафе на своих ногах. А я был всю ночь на работе. Как же я мог ее убить?

— Это сделал за вас Агафонов, — ответил майор.

Агафонов поднял на него глаза. Было видно, что он дошел до нужно кондиции страха. Он молчал, не в силах ничего отрицать.

— Да как вы смеете! — начал Петровский.

Он не понимал, что его гнев идет только на пользу следствию, так яростно отрицая свою вину, он своими эмоциями вгонял своего сообщника в еще больший страх. А страх, как известно, убивает способность мыслить рационально. Владимиров это понял, и решил, что пора наносить удар по Агафонову.

— Впрочем, — как бы нехотя заметил он, — вы, Петровский, правы, против вас прямых улик нет. Все они лишь косвенные, поэтому наша беседа на этом закончится. Основным подозреваемым все-таки является Агафонов. Именно в его такси найдет телефон Волковой. У него были и мотивы для убийства, и все возможности. Думаю, это ваш последний визит в этот учреждение. Капитан Левин вас проводит до дверей. До свидания.

Петровский оторопел от подобного поворота. Его лицо выдавало его недоумение. А Агафонов просто сделался белым, как бумага.

Левин в то же время подмигнув лейтенантам, которые почти незаметно сидели за угловым столом, вывел Петровского за дверь. Жилкин и Терехин последовали за ним.

В кабинете остались Владимиров и Агафонов. Оговорившись про телефон Волковой, Владимиров блефовал, но он понимал, что должен был пойти на этот блеф. Ему нужна была еще одна ниточка, кроме общих телефонных звонков, за которую можно было потянуть и раскрыть это дело.

Агафонов смотрел вперед себя невидящим взглядом.

— Геннадий Иванович, — мягко обратился к нему майор, — как вы познакомились со Станиславом Петровским?

После столь серьезных обвинений этот вопрос показался его собеседнику вполне безобидным.

— Он сел ко мне в такси, — хриплым голосом начал Агафонов, — дорога долгая, по пробкам, разговорились, он сказал, что квартиру снимает, а сам москвич, в Москве родился. Я спросил, мол, что с женой снимает. Он ответил, что жены у него нет, а снимает с матерью, потому что отец связался с кредитом каким-то полукриминальным и квартиру свою потерял. Вот так слово за слово и рассказал мне о своей ситуации. А ему о своей. А потом уже около его дома мы поняли, что ограбила нас одна эта волчица, Волкова которая. Вот баба вредная, тварь последняя, — закончил с чувством Агафонов.

Поняв, что его собеседник начинает гневаться, Владимиров поспешил продолжить диалог.

— Когда Петровский вам впервые позвонил?

Агафонов бросил на него взгляд, полный горечи, но отрицать факт звонка не стал.

— Позвонил где-то в конце июня.

— Что сказал?

— Да так ничего особенного, я даже сразу его и не узнал.

— И в тот день позвонил снова?

Агафонов молчал. Владимиров понял его молчание и продолжил.

— И Волкова сама подошла и села в вашу машину, или вы подъехали поближе к кафе, чтобы стать первым из таксистов?

Агафонов не произносил ни звука, видно было, что он изо всех сил сдерживает себя.

— Она стала засыпать уже в дороге? Поэтому вы свернули? Ведь ее дом находился в другой стороне?

— Что?

— Мы проследили путь вашей машины в тот день, вы сначала взяли курс на ее дом, а потом поменяли маршрут, — продолжил свой блеф Владимиров. Он внимательно смотрел на своего собеседника и ловил малейшие изменения на его лице.

— Нет, — вдруг взорвался Агафонов, — она сказала «станция метро Павелецкая», я поехал по другой дороге, и сумочка у нее была закрытая. Из нее ничего не выпадало. Не было в салоне телефона! Я каждую неделю уборку полную провожу!

— Значит, вы признаете, что вашей пассажиркой в тот день была Волкова? Вы ее узнали? — спокойно спросил Владимиров. Он уже услышал все, что ему было нужно, Агафонов попался в расставленные им сети, выдав себя.

— Да не знаю я, в машине темно было, на улице темно, — начал оправдываться Агафонов, еще не понимая суть допущенных им ошибок.

— Но вы осматривали вещи утопленной вами женщины?

— Какой утопленной? — вдруг заволновался Агафонов. — Я ее отвез по адресу и все.

— Вы сказали, что не было телефона, а сумочка была закрыта, — отозвался Владимиров. — Как вы это узнали?

И тут до подозреваемого стало доходить, что в своей речи он совершил оплошность. Его гнев сменился выражением бессилия, но он еще пытался за что-то побороться.

— Но откуда же телефон, я же все проверял потом, — пробормотал он.

Владимиров промолчал. Он уже понимал, как вести допрос дальше, чтобы к концу дня у него на столе лежало чистосердечное признание Агафонова. Но тот видимо, решил ухватиться за другую тему.

— Но ведь она была сволочью последней, таких вообще надо расстреливать без суда и следствия, — заговорил он. — Скольким людям горе принесла, прорва ненасытная. На лицо прямо ангелочек, а внутри гадина. И что вы мне про ее детей, говорите, если у меня свои дети из-за нее пострадали? Они ведь могли жить по-человечески, если не эта Волкова. Я ее, конечно, ненавидел, но зачем мне ее убивать? Что толку?