Людмила Грицай - Дыхание мегаполиса

— Вот видите, — отметил начальник, несколько смягчившись, — вы все-таки распутали это дело. Если это была месть, значит, так тому и быть. Конечно, неприятный у нас сегодня произошел инцидент. Если каждый день окна в полиции бить, никаких стекол не напасешься. Я понимаю, что вы в тот момент были заняты допросам первого подозреваемого, но как так получилось, что капитан Левин оставил этого… как его… бармена с неопытными молодцами?

— Мы обговаривали, что молодым лейтенантам нужно поучаствовать в допросе, видимо, капитан Левин предоставил им такую возможность. Но что-то пошло не так, и подозреваемый Петровский проявил неожиданную агрессию.

— Ну что же, бывает, — покачал головой полковник, — но все-таки Левин проявил неосмотрительность, недопустимую для оперативника. Хорошо, что все обошлось без жертв. Докладывать наверх, конечно, не будем. Дело о применения силы в отношении представителя полиции вы намерены открывать?

— Товарищ полковник, — начал Владимиров, — разрешите высказать свою точку зрения: я считаю, что отдельное дело об этом эпизоде открывать не стоит. Это я как старший в группе допустил промах, не предупредив капитана Левина, не рассчитав, что молодые лейтенанты, в частности, Жилкин проявят такую настойчивость, не учел, что Петровский может повести себя подобным образом. Считаю, что по неопытности Жилкин спровоцировал Петровского на эту агрессию. К счастью, все закончилось благополучно. У Жилкина всего лишь неглубокие порезы, а вот у Петровского, возможно, диагноз будет серьезнее. Вина Петровского по факту убийства Волковой практически установлена. Он и так срок уже получит. Не думаю, что к нему нужно прибавлять срок за нападение на сотрудника полиции. Да и для Жилкина это станет уроком. Он парень толковый, еще проявит себя, но вот без выдержки ему нельзя. Пусть учится.

Владимиров видел, что его начальник также не хочет особенно афишировать этот дело, так как само разбирательство потребовало от него дополнительных хлопот и отчетности. Поэтому он согласился с аргументами Владимирова и распорядился справиться о здоровье Жилкина, а заодно узнать о состоянии подозреваемого Петровского.

Когда Владимиров спустился из высокого кабинета, он застал у себя только что вернувшегося из больницы Левина. По его лицу было видно, что тот всерьез озабочен случившимся.

— Ты как? — спросил его Левин.

— Был наверху, — кратко ответил Владимиров. — Отрапортовал. Агафонов признался. Про ваши дела доложил. Вроде пронесло. Никаких новых обвинений кроме убийства на Петровского решено не вешать. Хватит с него.

Левин вдохнул с некоторым облегчением.

— Спасибо тебе. Видишь, удар на себя принял, меня выгородил. Я, правда, что-то маху дал. Не подумал об этом Жилкине. Говорил я тебе — парень бедовый. Вот и попал. И мы вместе с ним.

— Вроде минула нас чаша гнева начальства, — отозвался Владимиров. — Наш юный детектив там, кстати, как?

— Раны обработали, зашивать ничего не стали, сказали, что неглубокие, напоили какими-то успокоительными, отпустили домой. Больничный откроют с завтрашнего дня, так что мы нашего героя неделю точно не увидим.

— Ясно. А его родные? Особо нервных нет?

— Родные звонили, матушка у него вполне адекватная, а отец военный, отставник. Сразу сказал, что на Арсюшке моем, как на собаке, все заживет быстро. Вообщем ни слез, ни претензий.

— Это хорошо. А Петровский?

— С ним сложнее. Его в больнице оставили. Около него до утра Терехин подежурит. А то мужик попался больно горячий. А так диагностировали сотрясение головного мозга. Говорят, травма серьезная. Теперь с ним лишние проблемы. Караулить ведь его нужно, чтобы не сбежал. Эх, зря ему Жилкин сразу все наши карты открыл. Надо было бы как-то поаккуратнее.

— Жилкин тоже впредь умнее будет. Пока брать его к себе в новые дела не будем, а вот через годик, когда его немного пообломает, и выдержка проклюнется, его потенциал можно использовать.

— Не знаю, не знаю, — отозвался Левин, — по мне сейчас — глаза б его не видели, балбеса этакого!

Спустя несколько месяцев состоялся суд, на котором было вынесено решение о признании виновными в убийстве Волковой Агафонова и Петровского. Прокурор смог доказать, что Петровский был организатором этого преступления и движимый чувством мести подговорил Агафонова оказать ему содействие.

Исходя из тяжести содеянного, Петровский получил 9 лет колонии, а Агафонов — 7 лет. На суде они, защищаясь, пытались доказать, что являются единственными кормильцами в семье и просили о снисхождении. Однако жалости ни у судьи, ни у присутствующих не вызвали. При этом для всех стало очевидным, что материальное положение их близких, итак уже пошатнувшееся из-за деятельности Волковой, оказалось еще более плачевным.

Что касается так тщательно изучаемого Владимировым дела о коррупции и организации преступного сообщества, то оно в полном виде до суда так и не дошло. Всю ответственность пришлось понести рядовым членам банды Волковой — ее охранникам, профессиональным соседям, рядовым полицейским, некоторым чиновникам. Определенная часть судейских работников, полицейских, чьи фамилии упоминались на той самой флешке, были отправлены на заслуженную пенсию или подали в отставку.

Дети Волковой, как и предполагала ее сестра, также не получили никаких сбережений от матери. Возможно, крупные денежные суммы у погибшей были, но остались они, скорее всего, в бандитском общаке, и кто-то другой продолжил профессиональный путь белой волчицы. Последнее подтверждало тот факт, что Волкова не являлась организатором этой деятельности, а была всего лишь одним из исполнителей.

И как это часто случалось, сам Владимиров не ощутил удовлетворение от того, что смог довести это дело до конца. Он нашел настоящих убийц, они теперь понесут наказание, но вряд ли это что-то изменит. Одно преступление порождает другое. Волкова, превратившаяся в «волчицу», стала такой не сразу. Ее судьба могла сложиться иначе, если бы ей на жизненном пути встретились иные люди. Но после перенесенных неудач она сама не справилась с крушением своих надежд и стала мстить окружающим. Неправедные чрезмерные доходы для нее являлись лишь средством, показателем удовлетворенности собственной жизнью. Но вряд ли она могла назвать себя счастливым человеком. Ее убили те, кому она в свою очередь принесла горе и материальный урон. Но и они, удовлетворив свою месть, лишили себя свободы, лишили поддержки своих близких и сделали сиротами двух малолетних детей. Кто знает, передастся ли им эта эстафета ненависти и горечи от незаслуженных обид?

Владимиров, думая обо всем этом, не стремился высказать свои мысли вслух. Он догадывался, что его, скорее всего, сочтут идеалистом, не понимающим реальности. И он один не знал, как разорвать этот порочный круг, полагая, что суть проблемы лежит внутри души каждого человека, а сама человеческая душа — есть загадка загадок, познать которую до конца может только Всевышний, обладающий абсолютной любовью.