Ирина Зарубина - Частный сыск

— Вы занялись любовью? — понимающе кивнул Кунце.

— Ты что! — испуганно воскликнул Чернов и даже голову в плечи втянул, будто боялся, что кто-то может услыхать это чудовищное предположение. — Мы с ней поцеловались первый раз за три дня перед свадьбой!.. У нас это не принято, как у вас… ну это…

— Заниматься любовью? — удивился немец. — Почему?

— Почему-почему, по кочану! Не принято до свадьбы, и все тут. Распутство это.

— Значит, ты первый раз занимался любовью после свадьбы? — в свою очередь поразился Хайнц. — И У тебя не было девушки?

— Почему, была! Но у нас с ней все происходило… как это… платонически!

— Платонически — это мастурбация?

— Дурак ты немецкий, — улыбнулся Чернов невольно. Теперь ему было неловко, да что там — очень стыдно. Чего, спрашивается, на парня налетел?

— Странные вы, русские, — пожал плечами Кунце. — А ты жене когда-нибудь изменял?

— Никогда!

— И ты никогда не спал с другой женщиной?

— А зачем, если у меня жена есть. Собеседники поглядели друг на друга, не понимая и думая каждый о своем.

— Значит, ты ее любил? — спросил Кунце.

— Почему — любил? Я и теперь ее люблю. Правда, у нас теперь изменились отношения… все по-другому стало. Знаешь, когда люди почти двадцать лет вместе, чувства притупляются, что ли… Но я ее люблю по-прежнему. Не знаю, что бы я делал, если бы она умерла… У нее роды были тяжелые. Врачи сказали: все, готовьтесь к худшему… Помню, сидел я ночью в приемном покое больницы и вдруг подумал: если она умрет, я тоже умру. Потому что незачем мне одному жить на этом свете без нее и без ребенка. Очень я хотел ребенка…

— Сына?

— Почему? — удивился Чернов. — Дочку! Все сыновей ждут, а я ждал дочку. Уже и имя ей придумал: Оленька, в память о бабушке, матери моей… А потом пришел врач и сказал: «У вас сын родился». А я говорю: «А жена?… Что с женой?» А он мне: «Мужайтесь». У меня ноги так и подкосились. Потом оказалось, он хотел сказать, что у нее больше никогда детей не будет. Что Антошка — первый и единственный теперь. Но мне уже это было не важно. Главное — Катюша осталась со мной, и у меня был сын!.. Ух, тебе этого не понять, что значит радость, когда у тебя родился ребенок!.. Женись, Хайнц, и заводи детей. Без жены и без детей — разве это жизнь?… Я ведь даже сюда шел, а меня жена провожала. Не один шел, понимаешь, а с близким человеком. Знаешь, как это помогает в трудную минуту!.. — Он осекся и опустил глаза, стараясь не выказать перед сокамерником внезапного волнения.

— Хороший ты человек, Гриша, — сказал Кунце после недолгого молчания. — Жалко мне тебя. Надо выбирать, что лучше. Мой тебе совет: спасай семью. Тебе тяжело сейчас, но жизнь не закончилась. Ты должен прежде всего о семье думать, а потом уже о себе. Если у тебя такая жена и сын, терпи ради них!..

— Ты думаешь?

— Я знаю!..

Чернов сцепил в замок руки и отвернулся. По лицу его катились слезы.

— Уважаемые пассажиры! Просьба пристегнуть ремни и приготовиться к посадке, — объявила стюардесса приятным голосом и одарила всех дежурной ласковой улыбкой.

— О Господи!.. — простонал Граф и принялся суетливо возиться с застежкой ремня безопасности.

— Не волнуйся, Эдуард Владимирович, все будет хорошо, — успокоила Наташа. — Самолеты — самый надежный вид транспорта. Исключая собственные ноги, разумеется.

Граф поглядел на нее затравленным взором.

— Ты, Наташенька, не обращай на меня внимания. Это уже старческое. Всю жизнь на самолетах летаю, а поди ж ты — страшно!.. Как подумаю, что под нами десять километров пустоты, дыхание перехватывает. Я вот слыхал, артист Крючков тоже авиации боялся…

— Это тот, который «первым делом самолеты, ну а девушки — потом»? — уточнила Наташа.

— Он самый.

— Вот видишь, с каким человеком ты в одном ряду оказался!.. Терпи, Эдуард Владимирович, скоро окажемся на твердой земле…

— Дай-то Бог! проскулил Граф и вцепился руками в подлокотники так, что от напряжения побелели ногти.

Самолет тряхнуло, и машина тяжело накренилась на левый борт.

Сквозь иллюминатор Наташа увидела, как из облаков навстречу вдруг вынырнула плоская, выгнутая навстречу земля, казавшаяся игрушечной с ее тонкими серыми ниточками автострад, крохотными домиками и голубыми зеркалами озер. На зеленых лугах паслись коровы, размером не больше таракана. Вдалеке блестело, сливаясь с вылинявшими небесами, море. Через считанные мгновения самолет должен был совершить посадку.

Полтора часа назад шасси авиалайнера оттолкнулись от бетонированной взлетной полосы московского аэропорта Внуково. А накануне они с Графом стояли на московской земле, обсуждая неожиданно возникшие проблемы.

Пропал подсобный рабочий Веня, который уже два года кряду помогал их археологической экспедиции на островных раскопках.

— Может, он просто сбежал от жены к подружке, а жене приврал, что вернулся с нами на остров? — предположила Наташа, едва услыхала странную весть.

— Слишком сложно, — парировал Граф. — Ты помнишь этого Веню, Наташенька? Его фантазии максимум хватило бы на то, чтобы припрятать с праздничного стола бутылку водки.

— Выходит, на острове действительно…

— Похоже на то.

— Я так и думала, — неожиданно произнесла Наташа. — Помнишь, я говорила о подозрительной троице, которая несколько раз приезжала на остров вместе с туристами, а потом я их видела в лодке у южной оконечности?…

— А при чем здесь?… Ты полагаешь, их рук дело?

Наташа пожала плечами:

— А у тебя есть другие версии?…

— Никаких абсолютно.

— Вряд ли Веня по собственной инициативе ударился в поиски…

Граф насторожился:

— Он узнал, что именно мы ищем на острове?!

— Милый Граф, — с улыбкой проговорила Наташа, — провести с нами два года и не понять, для чего мы с таким упорством роем голую каменистую землю, — это было бы слишком даже для такого пропойцы, как этот твой Веня.

— Почему это — мой Веня? — надулся Граф.

— А разве нет? Разве не ты его привел?

— Мне порекомендовали. Сказали, надежный человек.

— Ну-ну, — усмехнулась Наташа.

— Что же теперь делать? — заломил руки Граф. — А если он действительно найдет Артемиду?!

— Ты уже заговариваешься, Граф. Аполлона!

— Ну Аполлона, Аполлона!

— В любом случае вряд ли тебе придется потрогать скульптуру за сисечки, как ты мечтал.

Эдуард Владимирович встряхнул седой шевелюрой:

— Ну нет, этот номер у него не пройдет! Сейчас же садимся в поезд и едем в Одессу.

— Я не могу, — сказала Наташа. — У меня работа, семья… И к тому же никто меня не отпустит — отпуск-то кончился!

— Ты должна! — настаивал Граф. — Ради науки!

— Увы!..

— Ладно, — сказал он с интонацией упрямого ребенка, — тогда я поеду сам.